застрелиться и должен это сделать, — разве только этому помешает какой-либо, еще более сильный противомотив, если вообще такой в данном случае возможен.
Я могу делать то, что́ я хочу: могу, если хочу, все свое состояние отдать бедным и через это сам впасть в бедность, — если хочу! — Но я не в силах хотеть этого: ибо противоположные мотивы имеют надо мною слишком большую власть, чтобы я мог этого хотеть. Напротив, будь у меня другой характер, притом в такой мере, чтобы я был святым, тогда я мог бы хотеть этого, но тогда я и не мог бы этого не хотеть, т. е. должен был бы сделать это. — Все это прекрасно совмещается с показанием самосознания „я могу делать то, что́ я хочу“, — показанием, в котором еще и в наше время некоторые безголовые философских дел мастера мнят видеть свободу воли, выставляя ее по этой причине за данный факт сознания. Среди них отличается г. Кузен, который заслуживает за это здесь mention honorable, так как он в своем курсе истории философии, читанном в 1819—20 г.г. и изданном Вашеро 1841 (Cousin, Cours d’histoire de la philosophie, professé en 1819, 20, et publié par Vacherot, 1841) учит, что свобода воли — наиболее несомненный факт сознания (т. 1, стр. 19, 20), и порицает Канта за то, что тот доказывал ее лишь на основании нравственного закона и выставлял ее в качестве постулата, тогда как ведь она есть факт, „pourquoi d’emontrer се qu’il suffit de constater?“ стр. 50), „la liberté est un fait, et non une croyance“ там же). — Однако и в Германии нет недостатка в невеждах, которые, игнорируя все, что́ за два последние столетия было сказано об этом великими мыслителями, и носясь с анализированным в предыдущем отделе и ложно понимаемым ими, вместе с толпой, фактом самосознания, возвещают свободу воли за фактически данную. Впрочем, пожалуй, я к ним несправедлив: возможно, что они не так невежественны, как кажутся, а просто голодны, и потому за очень черствый кусок хлеба учат всему, что может быть угодно высокому министерству.
Совсем не метафора и не гипербола, а вполне трезвая и буквальная истина, что подобно тому как шар на бильярде не может прийти в движение, прежде чем получит толчок, точно так же и человек не может встать со своего стула, пока его не отзовет или не сгонит с места какой-либо мотив: а тогда он поднимается с такой же необходимостью и неизбежностью, как покатится шар после толчка. И ждать, что человек сделает что-либо, к чему его не побуждает решительно никакой интерес, это все равно, что ожидать, чтобы ко мне начал двигаться кусок дерева, хотя я не притягиваю его никакой веревкой. Если кто, защищая где-нибудь в обществе подобную
