таких ни то ни се не говорящих господ перед самым вопросом, надо предложить им его в следующей формулировке, ни на шаг от нее не отступая:
1) Возможны ли для данного человека при данных обстоятельствах два поступка, или лишь один? — Ответ всех глубоких мыслителей: только один.
2) Мог ли жизненный путь, пройденный данным человеком, — принимая, что с одной стороны его характер сохраняется неизменным, а с другой, что обстоятельства, воздействию которых ему пришлось подвергнуться, всецело и до малейших подробностей неуклонно были определены внешними причинами, которые постоянно появляются с строгой необходимостью, и цепь которых, состоящая исключительно из одних столь же необходимых звеньев, простирается в бесконечность — мог ли этот путь в чем-либо, хотя бы лишь в самом ничтожном, в каком-либо происшествии, какой-либо сцене, быть иным, нежели он был? — Нет! — так должен гласить последовательный и правильный ответ.
Вывод из обоих этих положений таков: все, что случается, от самого великого до самого малого, случается необходимо. Quidquid fit necessario fit.
Кого пугают эти положения, тому надо еще кое-чему поучиться и кое-чему разучиться: тогда для него станет ясно, что они являются богатейшим источником утешения и успокоения. — Наши действия, конечно, не представляют собою первого начала, так что в них не осуществляется ничего действительно нового: но исключительно через то, что мы делаем, узнаем мы, что мы такое.
Хотя и не ясно сознанное, а чувством подсказанное убеждение в строгой необходимости всего происходящего лежит и в основе столь прочно державшегося у древних понятия о fatum’е, εἱμαρμενη, а также магометанского фатализма и даже неискоренимой повсеместной веры в omina („предзнаменования“): ибо ведь даже ничтожнейший случай наступает с необходимостью, и все события, так сказать, идут согласованным темпом, так что все находит себе отзвук во всем. С убеждением этим связан, наконец, и тот факт, что если кто без малейшего умысла и совершенно случайно искалечит или убьет другого человека, то он скорбит об этом piaculum („грех“) в течение всей своей жизни, испытывая чувство, по-видимому родственное чувству виновности; и в глазах других этот человек, как persona piacularis (человек, нуждающийся в искуплении) пользуется особого рода недоверием. — Да и на христианское учение о предопределении не осталось, конечно, без влияния смутно сознаваемое убеждение в неизменности характера и необходимости его проявлений. — Наконец, мне хотелось бы сделать здесь
