деятель: итак, если она действует плохо, это надо вменить Богу… — Воля наша не только по отношению к движению, но и по отношению к субстанции всецело зависит от Бога: поэтому нет ничего, что можно было бы ей правильно вменить, ни со стороны субстанции, ни со стороны действии, но все надо отнести на счет Бога, который так сформировал волю и так ее двигает… — Так как сущность и движение воли зависит от Бога, то ему же надо приписать и добрые и злые действия воли, если она относится к нему как орудие“. (Instrumentum movetur prout a suo principali dirigitur: sed nostra voluntas in suis operationibus se habet tanquam instrumentum, Deus vero ut agens principale; ergo si haec male operatur, Deo imputandum est… — Voluntas nostra non solum quoad motum, sed quoad substantiam quoque tota a Deo dependet: quare nihil est, quod eidem imputari vere possit, neque ex parte substantiae, neque operationis, sed totum Deo, qui voluntatem si formavit, et ita movet… — Cum essentia et motus voluntatis sit a Deo, adscribi eidem debent vel bonae, vel malae voluntatis operationes, si haec ad illum se habet vehit instrumentum). Относительно Ванини надо однако иметь в виду, что он всюду пользуется такой уловкой: выдвигая в лице противника свое действительное мнение как такое, которое он отвергает и хочет разбить, и давая ему убедительное и основательное изложение, он затем выступает против него с слабыми доводами и несостоятельными аргументами, после чего с триумфом уходит, tanquam re bene gesta („как будто с чистой совестью“), — полагаясь на лукавство своего читателя. С помощью этой хитрости он ввел в соблазн даже высокоученую Сорбонну, которая, принимая все это за чистую монету, простодушно снабдила его безбожнейшие сочинения своей имприматурой. Тем искреннее была ее радость, когда он, три года спустя, был сожжен живым, причем ему предварительно вырезали богохульный язык. Ведь это именно и есть действительно могущественный аргумент теологов, и с тех пор как он у них отнят, дела их идут сильно под гору.
Среди философов в более узком смысле слова Юм, если не ошибаюсь, был первый, который не захотел обойти молчанием впервые Августином выдвинутое затруднение и, не думая однако об Августине или Лютере, а тем более о Ванини, без обиняков излагает его в своем опыте о свободе и необходимости (Essay on liberty and necessity), где, в конце, говорится: The ultimate author of all our volitions is the creator of the world, who first bestowed motion on this immense machine, and placed all beings in that particular position, whence every subsequent event, by an unevitable necessity, must result. Human actions therefore either can have no turpitude at all, as proceeding from so good a cause, or, if they have any turpitude, they must involve our creator in the same
