На родинѣ ихъ такъ и зовутъ: «юзовцы»…
Въ Смоленскомъ, Ельинскомъ, Рославльскомъ уѣздахъ нѣтъ почти ни одной деревни, мало того — ни одной семьи, гдѣ не было бы юзовцевъ.
Въ деревнѣ, куда они пріѣзжаютъ на побывку или на праздники, юзовцы, рѣзко выдѣляются изъ толпы деревенскихъ парней своими пиджаками, гармониками и испитыми лицами.
Въ Юзовку уходятъ «на заработки».
Отправляются обыкновенно молодые здоровые парни, отъ семнадцати лѣтъ: мало-мальски пожилые люди не годятся для рудничной работы…
Не выдерживаютъ.
Поздней осенью изъ нѣкоторыхъ уѣздовъ Смоленской губерніи уходитъ почти все молодое населеніе деревни.
Уѣзжаютъ въ сопровожденіи бывалыхъ юзовцевъ и стараются по пріѣздѣ поступить на одинъ рудникъ къ землякам, чтобы веселѣе было работать…
Чтобы не такъ страшно было новичку въ шахтѣ…
Большею частью семьи остаются въ деревняхъ, но иногда артель юзовцевъ беретъ съ собою и женщинъ.
И остающиеся въ деревнѣ ждутъ получки.
Получки эти поддерживаютъ скудное деревенское хозяйство и безъ Юзовки плохо пришлось бы бѣлоруссамъ…
Первое время юзовецъ аккуратно шлетъ деньги и письма съ многочисленными поклонами сельчанамъ.
Никого не забываетъ…
Потомъ… потомъ иногда случается, что все рѣже и рѣже приходить повѣстка съ почты…
И ни слова на письма.
Тогда изъ деревни идутъ письма къ юзовцу и в нихъ сама вопіющая нужда съ раскрытыми крышами, съ податями, съ голоднымъ плачем…
Каждое воскресенье старики идутъ на почту справляться:
— Нѣтъ-ли вести…
И уходятъ съ грустно поникшими головами…
Отъ земляковъ уже узнаютъ грустную правду: парень спился, задолжалъ, обносился и пропадаетъ…
И нѣтъ ему иногда возврата!
Юзовка растлѣвающе, Юзовка ужасно дѣйствуетъ на неиспорченную рудничной цивилизаціей молодую деревенскую натуру…
Въ деревняхъ уже начинаютъ побаиваться проклятыхъ заработковъ и только нужда неумолимая и безвыходная заставляетъ отпустить парня въ Юзово…
Проклятыхъ…
Работать, — дни и ночи работать въ вѣчномъ мракѣ, быть погребенными далеко отъ солнца, не видѣть яснаго неба и знать, что каждый разъ смерть стоитъ за плечами…
Развѣ это не каторга?
Спускаться въ шахту, отравленную и насыщенную газами, лежать на мокрой землѣ, впитывать въ себя угольную пыль, въ молодые годы убивать здоровье въ подземельѣ, чтобы выйти оттуда съ испорченными легкими, разбитым…
Развѣ это не каторжная жизнь?
Отчаяніе охватываетъ рудокопа…
И онъ запиваетъ…
Юзовскіе кабаки полны пропойцами самаго безшабашнаго вида…
Они внушаютъ жалость.
Но не вините ихъ.
Это — живыя жертвы рудниковъ, выброшенныя изъ глубоких нѣдръ, изъ мрачныхъ и сырыхъ шахтъ.
Это «пропащіе»…
Они были молодыми и сильными, были веселыми и здоровыми, но шахты взяли и здоровье, и силу, и молодость…
На родине их так и зовут: «юзовцы»…
В Смоленском, Ельинском, Рославльском уездах нет почти ни одной деревни, мало того — ни одной семьи, где не было бы юзовцев.
В деревне, куда они приезжают на побывку или на праздники, юзовцы, резко выделяются из толпы деревенских парней своими пиджаками, гармониками и испитыми лицами.
В Юзовку уходят «на заработки».
Отправляются обыкновенно молодые здоровые парни, от семнадцати лет: мало-мальски пожилые люди не годятся для рудничной работы…
Не выдерживают.
Поздней осенью из некоторых уездов Смоленской губернии уходит почти все молодое население деревни.
Уезжают в сопровождении бывалых юзовцев и стараются по приезде поступить на один рудник к землякам, чтобы веселее было работать…
Чтобы не так страшно было новичку в шахте…
Большею частью семьи остаются в деревнях, но иногда артель юзовцев берет с собою и женщин.
И остающиеся в деревне ждут получки.
Получки эти поддерживают скудное деревенское хозяйство и без Юзовки плохо пришлось бы белоруссам…
Первое время юзовец аккуратно шлет деньги и письма с многочисленными поклонами сельчанам.
Никого не забывает…
Потом… потом иногда случается, что все реже и реже приходить повестка с почты…
И ни слова на письма.
Тогда из деревни идут письма к юзовцу и в них сама вопиющая нужда с раскрытыми крышами, с податями, с голодным плачем…
Каждое воскресенье старики идут на почту справляться:
— Нет ли вести…
И уходят с грустно поникшими головами…
От земляков уже узнают грустную правду: парень спился, задолжал, обносился и пропадает…
И нет ему иногда возврата!
Юзовка растлевающе, Юзовка ужасно действует на неиспорченную рудничной цивилизацией молодую деревенскую натуру…
В деревнях уже начинают побаиваться проклятых заработков и только нужда неумолимая и безвыходная заставляет отпустить парня в Юзово…
Проклятых…
Работать, — дни и ночи работать в вечном мраке, быть погребенными далеко от солнца, не видеть ясного неба и знать, что каждый раз смерть стоит за плечами…
Разве это не каторга?
Спускаться в шахту, отравленную и насыщенную газами, лежать на мокрой земле, впитывать в себя угольную пыль, в молодые годы убивать здоровье в подземелье, чтобы выйти оттуда с испорченными легкими, разбитым…
Разве это не каторжная жизнь?
Отчаяние охватывает рудокопа…
И он запивает…
Юзовские кабаки полны пропойцами самого бесшабашного вида…
Они внушают жалость.
Но не вините их.
Это — живые жертвы рудников, выброшенные из глубоких недр, из мрачных и сырых шахт.
Это «пропащие»…
Они были молодыми и сильными, были веселыми и здоровыми, но шахты взяли и здоровье, и силу, и молодость…
.jpg&oldid=4761805){kind=link}