Шутка Мецената (Аверченко)/Глава 5
| ← Глава 4 | Шутка Мецената : юмористический роман — Глава 5. О клевретах Мецената | Глава 6 → |
| См. Шутка Мецената. Дата создания: 1923, опубл.: 1925[1]. Источник: Библиотека Максима Мошкова |
Эту странную коллекцию «развратных молодых людей, впоследствии разбойников» — как называл своих клевретов Меценат, пользуясь ремаркой Шиллера, — он составлял постепенно…
Первым к нему пристал Кузя.
Однажды Меценат сидел в задней комнате тёмного кафе, играя с незнакомым унылым старцем в шахматы.
Кузя, ленивый репортёр одной плохо читаемой газеты, сидел тут же и, хлопая отяжелевшими веками, следил за игрой…
После одного из ходов унылого старика Кузя посоветовал:
— Возьмите у него коня.
— Что вы, милый мой! Да ведь тогда он делает королю и королеве «вилку» и забирает королеву.
— Ах, да!.. — сконфуженно сказал Кузя.
Через два-три хода Кузя снова дал преглупый совет:
— Двиньте этой пешкой, двиньте!
— Да ведь тогда король открывается.
— Ах, да!..
— То-то вот «ах, да»! — добродушно сказал Меценат, делая старичку мат.
— Гнилой вы игрок, я вижу. Хотите, сыграем, я вам дам вперёд королеву.
— Не знаю уж, как и быть… — нерешительно пробормотал Кузя. — Уж больно я плохо играю. По рублику разве одну партию.
Сыграли. Кузя выиграл с большим трудом и усилиями. Сыграли вторую партию. Эту Кузя выиграл легче.
— Нет, королеву вперёд мне трудно, — признался Меценат. — Хотите коня?
— Давайте коня, — после некоторого колебания согласился Кузя и… выиграл и эту партию.
— Желаете ли на квит без форы? — предложил Меценат, совершенно обескураженный таким странным случаем.
— Желаю, — коротко согласился Кузя и… выиграл.
На седьмой партии уже Кузя давал Меценату вперед коня — и к концу игры толстый бумажник Мецената значительно похудел.
— А вы ловкий парень, — рассмеялся Меценат, кончая игру.
— Да, я ловкий, — согласился Кузя. — А вам наука: не играйте так азартно с незнакомыми.
— Ну теперь, я надеюсь, мы не будем незнакомы, — любезно сказал восхищённый его цинизмом Меценат. — Пойдём, я угощу вас ужином.
— Нет, лучше я угощу. Я совершенно вас обыграл.
— О, у меня дома ещё много денег.
И, увидев, как Кузя, не вынимая правой руки из кармана, пытался одной левой зажечь спичку о коробку, лежавшую на столе, воскликнул с неподдельным восторгом:
— Послушайте! Вы почти так же ленивы, как моя жена.
— Шахматный ум, — лаконически пояснил Кузя. — В обычной жизни дремлет.
— Вы шахматами только и живёте?
— Нет, я репортер в «Голосе Утра». Если вас кто-нибудь ночью ограбит — позвоните ко мне. Я опишу это так, что сам преступник будет плакать, как дитя.
После ужина Меценат затащил Кузю к себе, и до утра за рюмками шартреза оба с приятностью проспорили об Эдгаре По, о лучших способах обнаруживать преступления и о красоте донских казачек.
Оба были энциклопедисты.
Встреча с Новаковичем произошла при более трагических обстоятельствах.
В 3 часа ночи в трактире «Иордань» — месте, наименее всего подходившем по своему характеру к этому кроткому библейскому наименованию, — карманный вор Гриша с пылом объяснял заинтересованному Меценату сложные приёмы своего ремесла, демонстрируя способ ощупывания «пассажира», расстёгивания пуговиц и извлечения бумажника.
Меценат не брезговал и таким обществом, потому что, как сказано было выше, любил «живую жизнь во всех её проявлениях», а карманный вор Гриша был яркой личностью и специалистом в своей опасной профессии.
Поэтому Меценат забавлялся новинкой, как дитя, и, когда Гриша, показывая некоторые позиции правой и левой руки, ловко вытащил Меценатовы золотые часы уже не с целью демонстрации, а с корыстолюбивыми намерениями, Меценат тут же, повторяя Гришины пассы, незаметно извлёк из Гришиного галстука бриллиантовую булавку, после чего оба, хохоча, как дети, вернули друг другу вещи по принадлежности.
— А вы тоже ловкий, — отпустил Гриша галантный комплимент. — Вам бы подучиться, могли бы с нами вместе работать.
Тут же он, окликнутый товарищем, отошёл на минуту от польщённого Мецената, а к Меценату приблизился кроткий, елейного вида мужчина с ласковыми глазами и предложил:
— Не хотите ли перекинуться в картишки? Тут, в задней комнате. Пойдём, господин, много выиграть можете, ежели повезёт.
«Шулер, — мелькнуло в голове Мецената, — любопытно с ним сразиться…»
— Ну что ж, пойдём, — благодушно согласился он вслух.
И уже собрался идти, как к столу приблизился огромный плечистый студент в узкой порыжевшей тужурке — мирно уплетавший до этого объёмистое блюдо сосисок с пивом за соседним столом, — приблизился и сказал спокойно, но увесисто:
— Нет, вы с ним не пойдёте играть в карты.
— Почему? — с любопытством осведомился Меценат.
— Потому что…
— Послушайте, молодой человек… — кротко сказал елейный игрок. — Вы лучше бы не мешались не в своё дело, а?
— А ты, голубчик, лучше отойди, — не менее кротко посоветовал атлетический студент.
У «голубчика» лицо мгновенно изменилось, елейность слетела, как шелуха, и бешеный волк с горящими, как угли, глазами ощерился и защёлкал зубами.
— Ну, ну, брось, — спокойно, но серьёзно сказал студент. — Отойди. А! Чёр-р-рт!
Последующее произошло так быстро, что Меценат не успел бы сосчитать до трёх: елейный человек сделал неуловимое движение рукой, и в ней вдруг сверкнул, будто бы схваченный в воздухе, короткий финский нож. Он так и застыл на весу, потому что студент, сделав не менее неуловимое движение, уже держал руку «игрока» с ножом немного повыше локтя.
Студент стоял очень спокойно, а «игрок» вдруг побледнел, и рука его задрожала мелкой дрожью…
— Видишь, чудак… я ж предупреждал.
— Как вы думаете, — спросил студент, глядя на Мецената открытым ясным взглядом, — сломать ему руку или просто выкинуть его?
— Неужели можно сломать? — заинтересовался Меценат, более, впрочем, академически, как любитель спорта.
— О, пустяки. Один резкий поворот наружу и… — Нож со звоном выпал из посиневшей руки «игрока».
— Отпустите, — угрюмо сказал он, корчась от боли. — Я уйду.
— Иди, милый, иди с Богом. Нечего тебе тут делать. Пойди займись чем-нибудь другим.
Когда они остались одни, Меценат спросил:
— Кто это такой?
— О, страшная скотина. Тот первый, с которым вы сидели давеча, очень приличный малый. Обыкновенный вор. В крайнем случае, лишились бы бумажника — и всё, а этот… и табаком глаза засыплет, и ножичком ткнёт при удобном случае, не задумываясь. А мы ещё не знакомы: студент Новакович.
Вернувшийся Гриша, узнав, в чём дело, в полной мере подтвердил слова Новаковича:
— У нас его тоже не любят… Мы на «мокрое дело» никак не пойдём, а ему это — все равно как «Отче наш» прочитать. Чуть что — сейчас за «перо»[2], нехороший человек, наши его избегают… Разрешите пощупать ваши мускулы? — вежливо отнёсся он к Новаковичу.
— Сделайте одолжение. Вишь ты, они у меня какие. Это от сахару, да ещё моркови ел я много.
Тут же он самым простым убеждённым голосом рассказал новым знакомым такую невероятную, неправдоподобную историю, что и Меценат, и Гриша до упаду смеялись.
С этого дня Новакович сделался неизменным спутником, а иногда и телохранителем Мецената во всех авантюрах благодушного скучающего богача.
Позднее всех прилетел на Меценатов огонёк беззаботный поэт Паша Круглянский, прозванный Мотыльком, потому что первое время, являясь в компанию даже в десять утра, он неизменно говорил извиняющимся тоном:
— А я к вам на огонёк зашёл.
Впервые обнаружил его Меценат у витрины большого книжного магазина.
Мотылёк стоял, собирая свое морщинистое лицо в чудовищные складки и снова распуская их, и вполголоса ругался:
— Ослы! Подлецы! Скоты несуразные. Черти.
— Кто это «ослы»? — ввязался Меценат в его телеграфический монолог.
— Издатели, — доверчиво пояснил Мотылёк. — Что они выпускают? Что печатают? Разве это стихи?
— А вы, собственно, какие стихи предпочитаете?
— Свои. Вот послушайте…
И, прислонившись спиной к витрине, Мотылёк принялся с пафосом декламировать какую-то элегическую балладу.
— Правда, хорошо?
— Очень. Кстати, хотите привести в порядок мою библиотеку?
— А у вас большая?
— Тысячи три томов.
— Пойдём! — решительно сказал Мотылёк, хватая Мецената за руку.
— Да не сейчас, чудак. Это успеется. Сейчас время завтрака.
— Пойдём завтракать! — не менее бурно ухватился за эту мысль, а равно и за руку Мецената Мотылёк. — Только вот что…
Он выпустил Меценатову руку, вынул тощее портмоне и принялся задумчиво пересчитывать серебряную мелочь.
— Гм! Хватит ли на двоих, а?
— С моими хватит, — успокоил его Меценат. — В общем, у нас с вами тысячи полторы наберётся. — И повлёк оглушённого Мотылька за собой.
С тех пор так и повелось, что за всех расплачивался Меценат. Нельзя сказать, чтобы клевреты были корыстолюбивы, но все они рассуждали вполне справедливо, что, если бы им вздумалось тянуться в расходах за Меценатом, каждый из них лопнул бы через два дня, а расстаться из-за этих пустяков с Меценатом никому и в голову не приходило — очень уж они привязались к Меценату, более того, полюбили Мецената.
Впрочем, Меценат, субсидируя их наличными, хорошо знал, что часть денег попадала к их посторонним приятелям, ещё более нищим, чем они, и поэтому ничто не нарушало его благодушного равновесия.
— Справедливое распределение между населением благ земных, — говорил он иногда, посмеиваясь.
Несмотря на всякие шуточки и подтрунивания, эта банда очень уважала Мецената, и все по молчаливому уговору обращались к нему на «вы», в то время как Меценат ласково, бесцеремонно всех называл на «ты».
Между собой «клевреты Мецената», как они сами себя величали, жили дружно, только Новакович изводил Кузю, играя с ним, как огромный дог со щенком, да Кузя иногда любил «топить Мотылька», что выражалось в следующем: декламирует Мотылёк перед всем обществом свои новые стихи или рассказы. Кончит — и несколько секунд перед аплодисментами царит восхищённое молчание.
— Н-да-с, н-да-с, н-да-с, — скучающе говорит Кузя. — Хороший рассказец, очень славный. Только я его уже читал у другого писателя раньше.
— У кого ты читал?.. — полусмущённо, полусердито допрашивает Мотылёк.
— У этого, как его… забыл фамилию. И фабула та же, и даже выражения одинаковые.
— Нет, так нельзя, — стонет возмущённый Мотылёк. — Ты обязан указать, где ты читал!!
— Да это не важно. Чего ты волнуешься. Я где-то в немецком журнале читал…
— Да ведь ты не знаешь немецкого языка!
— А ты знаешь?
— Я-то знаю.
— Ну вот, значит, ты и «воспользовался». А мне переводил один знакомый. Ну, прямо-таки у тебя слово в слово, что и там. Знакомого Семён Семёнычем зовут, — заканчивал Кузя, заимствуя этот прием «достоверности» у Новаковича.
Мотылька такая неуловимая туманная клевета расстраивала почти до слёз. В самом деле — пойди проверь: «Твердо знаю, что читал то же самое в немецком журнале, а в каком — не помню».
Однако в глубине души тот же Кузя признавал большой литературный талант Мотылька, и они часто с Меценатом в интимной беседе горевали, что их столь одарённый приятель не может добиться известности. Вот каковы были люди, организовавшие шутку в «титанических размерах», по словам одного из них, избрав целью этой шутки глуповатого, наивного, как дитя, но самоуверенного в своём простодушии юношу…
Примечания[править]
|
Это произведение перешло в общественное достояние в России согласно ст. 1281 ГК РФ, и в странах, где срок охраны авторского права действует на протяжении жизни автора плюс 70 лет или менее.
Если произведение является переводом, или иным производным произведением, или создано в соавторстве, то срок действия исключительного авторского права истёк для всех авторов оригинала и перевода. |