Граждане (Аверченко)
| Граждане |
| Из сборника «Сорные травы». Дата создания: 1914. Источник: А. Аверченко, "Руководство для лентяев", Москва, "ОЛМА-ПРЕСС", 2000, составление Ст. Никоненко, ISBN 5-224-01084-5. |
- Википроекты
Когда я зашёл вчера к Оголтелову, он взглянул в моё лицо и ахнул.
- Что с тобой?
- Беда, брат!
Он вскочил с дивана, на котором лежал, и подбежал ко мне.
- Ты меня пугаешь! Что случилось?
- Вероисповедные законы взяты министерством обратно! Положение Думы шаткое.
Оголтелов лёг опять на диван, заложил руки за голову и задумчиво сказал:
- Тебе не случалось замечать, что иногда встречаешься с человеком, знаешь его, даже дружишь с ним и – ничего не подмечаешь. Но вот мелькает в нём какая-нибудь маленькая чёрточка, микроскопический зигзаг, и сразу осветит его: эге, думаешь... Да ведь ты, братец, дурак!
- Мне не случалось, - отвечал я после некоторого размышления. – А тебе... случалось?
- Да. Не так давно. Сейчас.
- Оголтелов! – сказал я, покачав головою. – Я не дурак... Но мне больно!
- Что тебе больно?
- Что осуществление гражданских свобод всё отодвигается и отодвигается.
- И очень тебе больно?
- Чрезвычайно.
- Может быть, ты бы заплакал?
- Мне очень грустно, Оголтелов.
- Ты извини, что я без жилета!
- Почему ты извиняешься?
- Тебе очень важно, чтобы жилет, в который ты сейчас не прочь заплакать, был бы на ком-нибудь надет? Если не важно, достань в шкафу любой из жилетов и плачь на него.
Я печально смотрел в угол.
- И законы о печати отсрочены, потому что не решён вопрос о чрезвычайном положении... А чрезвычайное положение не может решиться без урегулирования законов о печати. И никаких русскому гражданину нет гражданских свобод.
- Они ему не нужны, - лениво улыбнулся Оголтелов.
- Тт... то есть... кккак... не нужны?
- Да так. Ну, посуди сам: ведь ты человек, в сущности, не глупый; ну куда русскому человеку – гражданские свободы?
- Да что же он, не человек, что ли?
- Конечно, не человек.
- А кто ж он?
- Он?
Оголтелов встал с дивана и принялся одеваться.
- Если ты свободен, пойдём прогуляемся. На улице я тебе покажу русского человека.
Мы вышли на улицу, и Оголтелов, взяв меня под руку, подошёл к одинокому извозчику.
- Эй ты!
- Пожалуйте-с!
- Нет, не пожалуйте... А что это у тебя на руках?
- Рукавицы, - отвечал оторопевший извозчик.
- Рукавицы? Ах ты мерзавец! В участок хочешь? В Сибири сгною тебя, подлец! Брось рукавицы!
- Ваше благородие! Нешто ж можно... Опять же хозяйскую вещь...
- Бррось рукавицы! – истерически закричал Оголтелов. – Тебе говорю – брось! Какой твой номер? Вот мы его сейчас запишем! Ты, негодяй, не знаешь этого, что ли?
Оголтелов, пошарил в карманах и вынул счёт от прачки.
- Вот. Не читал? Насидишься ты у меня в тюрьме!
Извозчик, путаясь в армяке, торопливо и неуклюже слез с козел, стащил с головы шапку и стал на колени.
- Батюшка! Не погуби... Чичас брошу, чтоб им пусто было.
- То-то. Учить вас, дураков, нужно. Пойдём брат. Оголтелов взял меня под руку и зашагал дальше.
- Видал?
- Слушай... Ты берёшь безграмотного, глупого извозчика и строишь на этом...
- Хорошо! Я возьму грамотного, неглупого не извозчика. Эй, молодой человек!
Мимо нас проходил какой-то господин в котелке и золотом пенсне.
- Молодой человек!
- Что вам угодно? – удивлённо спросил прохожий, останавливаясь.
- Это вы сейчас узнаете. Не будете ли вы так добры пожаловать под эти вот ворота? На одну минутку.
- Что вам нужно? Отстаньте, я вас не знаю!
- Не знаете? – ядовито засмеялся Оголтелов. – Удивительно! Эй, дворник! Вот этого господина... Позвольте! Вы не вырывайтесь: вам же хуже будет...
- По какому праву вы... – возмущённо начал прохожий, вырываясь.
- Это вы узнаете там, куда я вас предоставлю после результата обыска. Позвольте вас обыскать... Эй, дворник! Что ж ты, осёл, стоишь, открыв рот. Помоги мне!
Оголтелов толкнул дворника в грудь, ввёл прохожего в арку под воротами и внушительно сказал:
- Если вы добровольно покоритесь – вам же лучше будет. Если при вас ничего подозрительного нет, я вас отпущу. Поднимите руки... Вот так. Это что, паспорт? Ага! Позвольте... жилетный карман. Благодарю вас! Извините, что обеспокоил. Можете идти.
Прохожий испуганно огляделся, застегнулся и быстро зашагал от нас.
- Эй! – закричал ему Оголтелов. – Может быть, вы хотите жаловаться? Может, вы считаете меня не имеющим права так поступать? Вы скажите... Желаете жаловаться?
- Не-ет! – донесся из темноты несмелый голос. – Я ничего не имею...
Оголтелов погрозил дворнику пальцем, взял меня за руку и, отведя в сторону, спросил:
- Нет ли тут поблизости какого-нибудь общественного учреждения: церкви, почты или театра?
- Вот в следующем доме почтовое отделение. А что?
Оголтелов вынул из кармана какую-то большую бумагу и развернул её.
- Смотри... Видишь – плакат! Самая магическая штука для русского человека. Всего четыре слова: «Вход посторонним строго запрещается». Смотри.
Оголтелов прицепил бумагу к дверям почтовой конторы и отвёл меня в сторону.
- Смотри!
Изредка по улице деловито пробегали прохожие. Они добегали до дверей почтовой конторы, хватались за дверную ручку, сейчас же отдёргивали руку и, потоптавшись у дверей, уходили медленными, нерешительными шагами.
Один чиновник, с телеграммой в руке, стоял у дверей минуты три, очевидно размышляя про себя:
«Постороннее он лицо или нет?»
Решив, что постороннее, почесался, махнул рукой и пошёл обратно.
Я не выдержал.
- Слушайте! – закричал я, догоняя его. – Почему вы не вошли в контору?
- Да там надпись: посторонним нельзя.
- Чудак вы! Ведь это же общественное учреждение: для публики! Разве может кто-нибудь ни с того ни с сего запретить вход на почту?
Он призадумался.
- Бог его знает. А вдруг, может.
Я разозлился.
- Осёл вы этакий! Как вы смеете разговаривать со мной, держа руки в карманах! Знаете, кто я такой?! Последнюю телеграмму с лондонской биржи читали? Налог за самовар уплатили? Почему в калошах? О менингите слышали? Вон из этого города! Чтоб духу вашего не было.
В голосе моём дрожали слёзы.
Невдалеке стоял Оголтелов и, держась за бока, смеялся до упаду.