Испания (по-евр. אספמיה, אישפניא אספניאר, также ספרד; по-испански España; у древних — Иберия и Гесперия) — королевство на Пиренейском полуострове. История евреев в И. представляет исключительный интерес: И. долгое время служила яблоком раздора между христианским и мусульманским мирами; в этой борьбе евреям, представлявшим собою количественно и качественно влиятельный элемент, выпадало часто на долю играть видную, если и не всегда решающую роль. Нигде, быть может, история евреев не связана настолько тесно с политической историей страны, как в И., нигде они не уживались с господствующим населением и не приобщались к его культуре, как в И. Достаточно указать на духовный расцвет евреев под арабским влиянием. Но при всей способности испанских евреев усваивать чужие культуры, они все же сохранили свою самобытность и довели евр. богословскую и философскую мысль до небывалой глубины. Живое участие в политической и общественной жизни не мешало испанским евреям выработать строгую автономную общинную организацию, которая напоминает польский кагальный строй. Несмотря на близкие сношения с окружающим населением, испанские евреи остались в большинстве верными приверженцами иудаизма и исповедовали его даже под маской христианства, насильно навязанного им извне. Таковы важнейшие явления, наиболее ярко характеризующие полуторатысячелетнюю историю евреев в И. и выделяющие ее из истории евреев в диаспоре. Крупные события в политической жизни И. составляют поворотные моменты в истории исп. евреев. Завоеванием И. арабами в 711 г. заканчивается первый большой период евр. истории. Когда под напором христианских государств, преимущественно на севере полуострова, господство арабов было сломлено и их вытеснили на юг И., для евреев началась новая, менее благоприятная эпоха. Окончательная победа христиан над маврами (1492) вызвала изгнание евреев.
Первоначальные сведения об евреях. — О времени появления евреев в И. ничего не известно. Согласно евр. традициям, они жили здесь еще в эпоху Навуходоносора или даже Соломона. В Библии И. обозначалась термином Таршиш. Известно, что финикияне поддерживали с Таршишом торговые сношения. В римскую эпоху И. была центром торговли, и Флорес утверждает, что еще до Р. Хр. евреи жили в И. В Мишне и Талмуде И. известна под именем אספמיה; о ней говорится, как о стране далекой; в тр. Иебамот (115б) упоминается также город Кордова (צורטונה), но не как часть И., из чего следует, что אספמיה была лишь частью И. Грец (V, прим. 9), впрочем, полагает, что вместо אספמיא следует читать אפמיא — Апамея в Сирии или Халдее. Город Картагена в Южной И. упоминается несколько раз в вавилонском и иерусалимском Талмудах как местожительство разных амораев. Императоры Веспасиан и Адриан отправляли евр. пленников в И. Апостол Павел говорит о своем путешествии в И. (Посл. к римлянам, 10, 24, 28). Евр. монеты, найденные в древней Тарагоне, позволяют предположить раннее поселение там евреев. В Северной И. был найден надгробный камень с евр., греческой и латинской надписями, принадлежавший еврейке, которая носила распространенное имя Беллиозы, по-евр. Мириам. Гренада называлась еврейск. городом, ибо почти целиком была заселена евреями; так же называлась Тарагона до взятия ее арабами. В Кордове с древних времен существовали евр. ворота, а близ Сарагосы находилась крепость, которая в арабскую эпоху называлась Ruta al Jahud. Исп. евреи утверждали, что их предки прибыли в страну после разрушения первого храма. Ибн-Дауды и Абрабанели гордились своим происхождением из дома Давидова; предки их поселились еще в незапамятные времена в окрестностях Лусены, Севильи и Толедо. Последний, по преданиям, был построен евреями, изгнанными Навуходоносором; имя Толедо, у арабов и евреев Толаитола, напоминало евр. טלטלה (изгнание) или Толедот (поколения). Толедо имел для изгнанников как бы значение нового Иерусалима, так что они, в подражание, основали вокруг него города с такими же названиями и в таком же расстоянии, как от Иерусалима. Испанские города Эскалуна, Макведа, Иопес и Ацеке якобы были построены в воспоминание о палестинских Аскалоне, Македе, Иоппе и Азеке. Страдая впоследствии от христианских владетелей, евреи были, по-видимому, вынуждены отнести свое появление в И. до Р. Хр., дабы этим доказать свою непричастность к смерти Иисуса. В Мурвиедро (древн. Сагунте) указывался даже надгробный камень с надписью: «Здесь похоронен Адонирам, слуга царя Соломона, явившийся взыскать подать и умерший». Но если евреи фактически не прибыли в И. в эпоху Соломона или даже Навуходоносора, то они во всяком случае находились здесь еще до нашествия аланов, вандалов и свевов и до упрочения вестготов в И. Они жили в городах и деревнях, занимались земледелием, сами или с помощью рабов, владели виноградниками и оливковыми плантациями, были ремесленниками и в торговых целях ездили в Африку. В правовом отношении они не отличались от прочих жителей испанской провинции. С христианами и язычниками они жили в мире. Принявшие лишь недавно христианство, крестьяне часто обращались к набожным евреям с просьбой благословить их плоды. Заключались браки евреев с неевреями. Высшее духовенство видело, однако, в этом мирном общении опасность для христианства, и в 306 году собор в Эльвире (Illiberis) под председательством Озия, епископа Кордовы, воспретил вступать в общение с евреями, заключать с ними браки и приносить им плоды для благословления, «дабы благословение священника не оказалось недействительным и безуспешным». Впрочем, эта первая попытка местного духовенства создать пропасть между евреями и прочим населением успеха не имела. И. вскоре была наводнена германскими племенами; укрепившиеся же в стране вестготы были арианами и потому с терпимостью относились к евреям, которые пользовались при них прежними правами и вольностями.
Евреи под владычеством вестготов. — Некоторое умаление прав евреев наступило при Аларихе II, включившем в изданный в 506 г. сборник законов для своих римских подданных (Lex Romana Visigothorum) стеснительные законы римских императоров о евреях: евреи устраняются от военной и гражданской службы, от должности защитника (defensor), им запрещается строить новые синагоги, а за склонение христиан к переходу в еврейство угрожают смертная казнь и конфискация имущества; в религиозных делах евреи должны обращаться к старшинам (maiores religionis suae), в других спорах — к провинциальным судьям; но они могут пользоваться третейским судом «религиозных старшин»; не был также забыт старый закон императора Гонория о почитании властями субботнего отдыха. Некоторые историки (Кассель, Грец) утверждают, однако, что евреи в ту эпоху могли занимать общественные должности. Евреи, жившие у подножия Пиренеев, защищали ущелья от нападений франков и бургундов. — Вестготские евреи находились, по-видимому, в сношениях с Иудеей или Вавилонией, потому что жили по законам Талмуда, воздерживались от неевр. вина, а христианских и языческих рабов приобщали к еврейскому завету. Последнее обстоятельство наглядно доказывает, что евреи пользовались тогда полной свободой совести. Поворот наступил с момента принятия королем Реккаредом католичества (586). Начался тяжелый период гонений, и открывается первая страница мартиролога испанского еврейства. Чтобы понять значение наступивших преследований, следует иметь в виду, что вестготское государство представляло выборную монархию; короли выбирались вельможами, с которыми должны были бороться за свою независимость. Реккаред принял католичество, чтобы иметь опору в католическом населении и, главным образом, в духовенстве против строптивых вельмож. Церковные соборы превратились в имперские собрания; созыв этих соборов служил свидетельством верности духовенства королю. После подавления ариан остались евреи, как элемент, опасный для упрочения католической религии. Цель новой политики состояла, таким образом, в том, чтобы умалить значение евреев в общественной жизни, оградить от них католическое население и, в угоду духовенству, опоре престола, преследовать евреев, в защиту которых, как ниже увидим, выступали вельможи, ненавистные королю. Реккаред не проявил той суровости, которая характеризует его преемников. На третьем соборе в Толедо (589), так назыв. «Соборе обращения в христианство» (Conversionsconcil), он провел лишь следующие постановления: еврей не должен жениться на христианке или иметь наложницу-христианку; дети от подобного брака подлежат крещению; евреи лишаются права занимать общественные должности, держать в услужении христианских рабов, иначе последние объявляются свободными. На провинциальном синоде в Нарбонне было постановлено, что евреи обязаны соблюдать воскресный отдых и хоронить своих мертвых по старому евр. обычаю, без пения псалмов (вероятно, этот обычай был заимствован евреями у христиан). Постановление о рабах Реккаред внес в более строгой формулировке в «Leges Visigothorum» (Собрание законов), а именно: кто совершит обряд обрезания над рабом-христианином, теряет все свое состояние и становится крепостным казны. Евр. землевладельцы предложили королю значительную сумму за отмену этого закона, однако Реккаред не принял ее. Папа Григорий I воздал ему похвалу за этот поступок и сравнил его с царем Давидом. — Брошенное Реккаредом семя преследований взошло лишь при его четвертом преемнике, Сизебуте (612—621), при котором, собственно, и началась эра гонений. Сизебут возобновил постановление относительно рабов, которое, очевидно, не соблюдалось, и пошел еще дальше: издавна приобретенные рабы к известному сроку освобождаются; лишь тем евреям, которые примут христианство, разрешается оставить у себя рабов. Евреи пользовались, однако, расположением независимых вельмож (по-видимому, даже некоторых духовных лиц), и королевский приказ оставался мертвой буквой. Тогда Сизебут предложил евреям на выбор: креститься или оставить страну. Часть евреев крестилась, остальные переселились во Францию и Африку. Не все духовенство было довольно этим шагом Сизебута. Исидор Севильский (см.) порицал его даже за то, «что он проявил усердие для веры, но не по совести».
При гуманном Свинтиле (621—631) евреи опять вернулись в И., а обращенные в христианство стали вновь исповедовать евр. религию. Свинтилу сменил король Сизенанд, который обрушился не столько на евреев, сколько на лиц, обращенных в христианство, но соблюдавших евр. обряды. При нем состоялся Толедский церковный собор, под председательством Исидора Севильского; тогда было постановлено не обращать евреев насильственным путем в христианство, обращенных же удерживать всякими мерами в новой вере. Крещеные евреи, уличенные в тайном соблюдении субботы, праздников и законов о пище, подлежат строгой каре; детей их отдают в монастыри или правоверным христианам; возвращавшиеся в иудейство лишались права свидетельствовать в суде, ибо «тот не может быть правдив с людьми, кто оказался вероломным по отношению к Богу». Но и эти постановления собора не приводились в исполнение; мнимые христиане продолжали соблюдать евр. обычаи. Дворяне защищали евреев, а против дворян королевская власть не была всесильной. — Кратковременное царствование Хинтилы (638—642) омрачилось новыми драконовскими мерами. Шестой Толедский собор не только возобновил все прежние постановления, но и запретил жить в И. тем, кто не принял католического исповедания; духовенство праздновало свое полное торжество; оно прибавило еще канонический закон, чтобы впредь каждый король, перед вступлением на престол, присягал, что не будет допускать умаления католицизма со стороны крещеных евреев. Евреи опять вынуждены были эмигрировать; выкресты подписали «акт согласия» (placitum), обязуясь добросовестно исполнят предписания христианской религии: они надеялись на наступление лучших времен. Действительно, преемник Хинтилы, Хиндасвинд (642—52), разрешил евреям вернуться в И., а мнимые христиане могли теперь смелее соблюдать евр. обряды. Евреи пользовались сравнительным благополучием; они только вносили в казну особую подать с каждой души (Jndictiones judaicae). Сын Хиндасвинда, Рецесвинт (649—72), опять круто изменил политику относительно евреев. На восьмом соборе в Толедо он выступил против них с яростной речью, жалуясь, что его государство посрамлено «заразительной чумой еврейства», и умоляя собрание принять его предложение относительно евреев, столь богоугодное. Собор, однако, удовольствовался тем, что подтвердил старые решения Сизенанда. Евреи могли таким образом оставаться в И., будучи ограничены в некоторых правах. Более тяжелой была участь мнимых христиан, так наз. иудействующих, этих несчастных родоначальников маранов. Они опасались бежать, ибо им грозило тягчайшее наказание. Они должны были вновь подписать «акт согласия» и обещали жить в полном соответствии с законами церкви, не жениться на родственницах или на еврейках; они отказались лишь от одного — есть свинину. За нарушение обещания им грозило или сожжение, или побитие камнями. Сдержали ли иудействующие свое слово? По всей вероятности — нет. Под защитой всесильных вельмож, несмотря на все угрозы (священники наблюдали за ними в еврейские и христианские праздники), они втайне продолжали оставаться верными еврейству. Евреям жилось лучше. Несмотря на соборные постановления, они даже владели рабами. Сами священники продавали им рабов. Рецесвинт упразднил (ок. 654 г.) упомянутую выше Lex Romana Visigothorum и объявил вестготское собрание законов общеобязательным для всех подданных. Так как постановления о евреях, перешедшие из кодекса Феодосия и Lex Romana Uisigothorum, утратили силу, то понадобилось определить их права в наново кодифицированном сборнике вестготских законов. В 43 главах были собраны все эти законы о евреях и неофитах, представляющие почти одни запреты. Сущность их известна из постановлений церковных соборов. — При преемнике Рецесвинта Вамбе, от которого иудействующие тщетно ожидали облегчения, они решили поддержать восставшего против короля графа Гильдериха, наместника Септимании, обещавшего им приют и религиозную свободу. Высланный против восставших полководец Павел присоединился к ним и был в Нарбонне ими избран в короли. Но позже Вамба победил, и тогда евреи были изгнаны из Нарбонны. Вот и все, что известно нам об участи восставших иудействующих. Восьмилетнее царствование Вамбы дало им, так же, как и евреям, покой. Иудействующие могли даже выступать в защиту еврейства и составлять антихристианские сочинения, вероятно, на латинском языке. — Коварный византиец Эрвиг, сменивший на престоле Вамбу, положил конец этому мирному развитию еврейства И. Добившись престола, он должен был оправдать свой поступок и потому решил обеспечить себя расположением духовенства. На 12 Толедском соборе он произнес против иудействующих, речь, полную ненависти к ним. Собор под председательством толедского архиепископа Юлиана, происходившего из евреев, подтвердил предложенные Эрвигом 27 параграфов, из которых лишь один касался евреев, остальные же все — иудействующих. Относительно первых собор постановил: еврей, который в течение года не примет, со своим семейством, христианства, лишается имущества, подвергается ста ударам плети, сдиранию кожи с головы и лба «в знак вечного позора», а затем изгоняется из страны. В отношении иудействующих собор оставил в силе прежние законы. Только за совершение обряда обрезания было назначено более суровое наказание (матерям грозило лишение носа). Иудействующие подлежали впредь духовной паспортной системе; при переездах они должны были являться к местным священникам и получать от них удостоверение, что соблюдают церковные обряды. Им было запрещено занимать какие-либо должности, даже место надсмотрщика (villicus, actor) над рабами, и держать рабов, если последние не представят свидетельства о строгой приверженности христианству. Существование евреев и иудействующих стало бы невозможным, если бы эти законы исполнялись со всей строгостью. Эрвиг имел много противников среди дворян; преследуемые королем, они соединились с евреями и иудействующими; вот почему первые, вопреки закону, остались в И., а иудействующие продолжали быть евреями. Сын Эрвига, Эгика (687—701), сперва пытался укрепить иудействующих в христианстве увещаниями и добрым словом и потому разрешил им даже держать христианских рабов. Но так как они все-таки продолжали «иудействовать», то он решил подорвать материальное благосостояние евреев и иудействующих: он запретил им владеть землями и домами, заниматься судоходством и торговлей с Африкой и вообще иметь торговые сношения с христианами; недвижимые имущества они должны были продать казне; лишь те, которые соблюдали новую веру, освобождались от этих ограничений и от евр. подати — за них должны были платить прочие евреи. Собор подтвердил (693) этот закон, и он стал приводиться в исполнение. До тех пор антиевр. политика не касалась экономического состояния евреев, которые преимущественно были землевладельцами и согласны были скорее принять христианство, чем эмигрировать. Теперь же, когда их лишили земли и других способов заработка, преследуемые решили поднять мятеж. Завязали ли они сношения с евреями в Африке с целью поддержать надвигавшихся на И. арабов (Грец), или предполагалось поднять восстание внутри страны (Каро), или, наконец, решили ли действовать обоими средствами, как сказано в обвинительном акте, — факт тот, что евреи предприняли эти опасные шаги в целях самозащиты. Заговор был, однако, обнаружен, и виновных постигло наказание. Эгика созвал специальный собор, на котором издал следующий декрет: ввиду того, что евреи не только осквернили веру, к которой церковь удостоила приобщить их при крещении, и, вопреки обещаниям, соблюдают свои прежние обряды, но сверх того еще дерзнули составить заговор с целью насильственно присвоить себе власть в государстве, все они, как живущие в И., так и пребывающие в Гальской провинции, объявляются рабами, отдаются в крепостное владение разным господам (христианам), которые не имеют права отпускать их на волю. Дети, начиная с семилетнего возраста, отдаются на воспитание христианам. Король пощадил только тех евреев, которые жили на границе И. и Галлии и защищали Испанию от неприятельских нападений. Авторитетный историк Вестготского государства, Феликс Дан, оценивает это решение таким образом: «Кара, наложенная собором на всех евреев — не только на тех, которых обвинили в измене, была ужасной,.. так что в течение ближайшего поколения ненавистные евреи совершенно исчезли бы в вестготском народе, если бы Вестготское государство существовало так долго». Но дни его были сочтены. Внутренние смуты потрясли его устои. Раздоры между монархом и вельможами расшатали государство, антиеврейская политика ускорила его падение. Грец справедливо заметил, что изгнание евреев Сизебутом было началом разложения государства. Безумное решение Эгики разрушить экономическую дееспособность евреев — наиболее энергичной части населения И. — нанесло последний удар разложившейся монархии. Надвигавшимся арабам приходилось искать опору в И., и они ее нашли в лице евреев, которым нечего было терять и которые, напротив, могли ожидать от завоевателей облегчения своей участи. Преемник Эгики, Витица, по летописному преданию, хотел объявить евреям амнистию и упразднить закон отца; это сообщение вызывает сомнение, но если оно и верно, этот шаг не мог примирить евреев с ненавистным государством, которое при помощи евреев и было уничтожено в 711 г., когда в битве при Херес де-ла-Фронтера Тарик, вождь арабов, победил вестготского короля Родериха, погибшего в сражении.
Период арабского владычества (711 г. до начала 13 в.). — После победы при Херес де-ла-Фронтера арабы двинулись вслед за отступившими остатками вестготского войска. В завоеванных городах они оставляли евреев в качестве стражи. Недавно столь угнетаемые, евреи стали теперь хозяевами в Кордове, Малаге, Гренаде и пр. Когда Тарик подошел к Толедо, вельможи бежали; в то время как христиане молились в церквах, евреи открыли арабскому полководцу городские ворота, и Тарик передал им Толедо для защиты, двинувшись дальше преследовать неприятеля. И. составляла теперь часть восточного халифата Омейадов. Положение евреев сразу изменилось к лучшему. Они опять стали пользоваться религиозной свободой и автономным судом в делах с единоверцами. Они обязаны были лишь наравне с покоренными христианами платить поголовную подать (dsimma). Вновь образовались большие общины в Кордове, Гренаде и др. городах. Впрочем, полное успокоение еще не наступило. Еще продолжались войны между арабами и христианскими князьями, укрепившимися в Астурийских горах. Среди самих победителей господствовали раздоры. В рядах сподвижника Тарика, Каулана аль-Ягуди, восставшего против деспотического наместника Испании, Альгорры, сражались также евреи, которые и поплатились, когда Каулан потерпел поражение. Быть может, с этим событием находится в связи волнение, которое было вызвано тогда слухами о появлении в Сирии мессии Серене. Часть испанских евреев оставила родину и отправилась в Сирию. В 755 г. Абдуррахман, последний представитель Омейадов, спасшийся от Аббасидов и бежавший в И., объявил себя независимым правителем Испании со столицей в Кордове (один еврей предсказал ему это возвышение). Новое государство должно было около полутораста лет бороться то с Аббасидами, то с христианскими князьями полуострова, то с Карлом Великим, пока при Абдуррахмане III (912—61), принявшем полный титул халифа, не наступило время мирного развития страны, ее экономического благосостояния и расцвета наук и искусств. О крупных событиях в жизни евреев за этот длинный период ничего не известно. «Два столетия, протекшие от первого завоевания арабами И. до этого момента, были переходною эпохою в жизни испанских евреев. В эту эпоху были залечены раны, нанесенные еврейскому населению жестоким вестготским владычеством. Испанские евреи, забыв прежнее рабство и бесправие, вновь почувствовали себя гражданами страны, где предки их поселились с незапамятных времен». Твердо держась своей религии, евреи все-таки сближались с просвещенными арабами. Арабский язык стал у них разговорным и письменным языком. Евреи занимали государственные должности, посвящали себя наукам, вели торговлю и развивали промышленность. Особенно процветала среди них шелковая промышленность. Правления Абдуррахмана и его сына Аль-Хакима (961—76) были золотым веком в истории испанского еврейства. В это время выдвинулось несколько общественных и литературных деятелей, которые упрочили громадное значение евр. культуры в Испании. Руководящую роль сыграл в этом движении дипломат Ибн-Шапрут Хасдай (см.). Крупный талмудист Моисей бен-Ханох сделал И. независимой в религиозно-духовном отношении от Вавилонии. В интересы халифов входило также, чтобы евр. деньги не посылались в Вавилонию для поддержки местных академий. Халифы относились с большим вниманием к блестящему развитию общественной и культурной жизни евреев; Аль-Хаким уладил мирным путем спор о кордовском раввинате между сыном р. Моисея и Ибн-Абитуром. С Аль-Хакимом кончился расцвет халифата. При его преемнике Гишаме правил страной воинственный великий визир Альмансур, который втянул государство в войны с христианскими князьями. С этой целью он из Африки вытребовал наемные войска берберов, впоследствии поглотившие халифат. Между полководцем берберов Сулейманом ибн-аль-Хакимом и Мохаммедом ибн-Хишамом вспыхнула борьба из-за кордовского престола. Евреи, поддержавшие Мохаммеда, сильно пострадали после победы Сулеймана. 19 апр. 1013 г., взяв Кордову, последний разгромил еврейск. жилища и товарные склады, и разоренные евреи направились в Гренаду, Малагу, Толедо и даже Сарагосу. — События 1013 г. положили конец могуществу Кордовского халифата, который раздробился на отдельные государства под разными халифами (Севилья, Малага, Гренада, Сарагоса, Алмерия, Толедо, Валенсия и т. д.). Вместо одного владетеля великого халифата евреи имели теперь дело с разными владетелями, соперничавшими друг с другом. Политическое раздробление привело к децентрализации евр. жизни. Среди беглецов из Кордовы находился и двадцатилетний Самуил Ганагид (см.), который, достиг позже большой славы как ученый и визирь халифата в Гранаде. Благодаря ему образовался здесь новый культурный центр, который был, однако, вскоре разгромлен вследствие падения сына Самуила Иосифа ибн-Нагдилы (1066; см.). Бежавший из Гренады в Лусену Исаак ибн-Албалия (см.) занял в этом государстве видное положение, подобно Иосиф ибн-Мигашу (см.), которому Мохаммед аль-Мутамид поручал дипломатические миссии. Одновременно выдвинулись в Сарагосе в качестве визирей Иекутиил ибн-Хаан и Абул Фадл ибн-Хасдай. Из еврейских общин в названных трех городах особенно процветала луссенская, ставшая благодаря Альфаси (см.) и Иосифу бен-Меир ибн-Мигашу (см.) центром талмудической учености. Между тем положение арабских королевств стало все более критическим под напором укрепившихся христианских государств, из которых особенно выдвинулась Кастилия (ср. ниже). Король Альфонс VI занял в 1085 г. древнюю столицу вестготов Толедо и с тех пор стал еще более угрожать Севилье. Он отправил к ее царю Аль-Мутадему евр. дипломата Ибн-Шалбиба (см.), который поставил Аль-Мутадему такие требования, на которые тот не мог не ответить решительным отказом. Ибн-Шалбиб поплатился жизнью за свою смелость, и война с Севильей стала неизбежной. Аль-Мутадем, вопреки совету своего сына, решил призвать на помощь фанатическое племя Алморавидов, которое под предводительством Юсуфа ибн-Ташфина завоевало значительную часть Северной Африки. В кровопролитной битве при Салакке христиане потерпели полное поражение (1086). В обеих армиях дрались многие евреи; сражение не могло быть назначено на пятницу — из-за мусульман, на субботу — из-за евреев, на воскресенье — из-за христиан. Фанатик Юсуф стал теперь владетелем Южной Испании. Сначала он имел в виду заставить евреев, особенно сконцентрированных в Лусене, принять ислам, ввиду утверждения некоего мусульманского богослова, что евреи по истечении пяти столетий после Магомета должны признать последнего Мессией. «Так как, — сказал Юсуф, — этот срок уже истекает, а ваш Мессия не явился, то вы не можете быть более терпимы в мусульманском государстве». Евреи успокоили совесть Юсуфа значительным денежным подношением, и лусенская община была спасена (1105). — При сыне его Али (1106—42) положение евреев улучшилось. Он и его преемники видели в них не только полезных граждан, но и политическую силу. Евреи назначались «muschawirah’ами» — сборщиками податей и заведующими королевскими доходами. Другие занимали сан «визиря» или «наси». Особенно известны своим высоким положением при дворе Али врач и поэт Соломон Алмуаллем (см.), Ибн-Камиал (см.), Абу Исаак ибн-Мугаджар и Соломон ибн-Фарусал. При другом мусульманском правителе пост градоначальника (sahib as-surtah) занимал астроном Авраам бар-Хия Ганаси (см.); титул «наси», быть может, равнозначащ главе евр. общины. Общины в Севилье, Гренаде и Кордове вновь расцвели. Но дни алморавидов были сочтены, а с их падением пострадали и евреи. Фанатическая секта алмогадов (см.), основанная в 1112 г. Абдаллой ибн-Тумартом, решила истребить алморавидов, и после ряда побед в Северной Африке вождь алмогадов, Абдал-Мумин, переправился в 1147 г. в И., завладел Кордовой, Севильей, Лусеной, Беной и др. городами, и по истечении года Андалузия была в его руках. Евр. общины были разгромлены. Алмогады заставили евреев (среди них был и Маймонид) принять ислам, конфисковали их имущество, а их жен и детей продали в рабство. Талмудические академии в Лусене и Севилье были закрыты, красивые синагоги разрушены. Евр. жизнь замерла на десять лет. Иго алмогадов было невыносимым. Часть евреев пыталась восстать против них, особенно поддерживая мужественного Абу-Руиза ибн-Дари в Гренаде, но их постигла неудача. Часть евреев внешне приняла ислам, большинство же бежало в Кастилию и другие княжества на севере И. Центр евр. жизни переместился с юга на север. «Четырьмя веками раньше движение арабов из Африки в И. принесло евреям избавление от ига вестготов, а теперь подобное же движение принесло им горе и заставило их искать приюта во владениях потомков вестготов!» Если евреи тогда приветствовали арабов и оказывали им поддержку, то теперь они боролись в рядах христиан против фанатических алмогадов, участвуя в 1212 г. в битве при Навас де-Толедо.
Арабам не удалось в свое время окончательно вытеснить христиан из И. Остатки вестготов укрепились в северной И. и постепенно образовали государства Астурию, Леон, Старую Кастилию, Наварру, Арагонию и Каталонию. Роль этих государств особенно заметна начиная с 11 в.; тогда же появляются известия и о местных евреях. Часть И., граничащая с Францией, была заселена евреями с давних времен. Правители Леона и Кастилии сначала относились сурово к евреям и лишь постепенно поняли, как важно иметь в них союзников для борьбы с маврами. Вестготские законы, хотя и не были упразднены, были забыты. Никто из христианских правителей не думал об их соблюдении. Соображения политической выгоды диктовали им не увеличить число врагов евреями. Положение последних регулировалось особыми правами, т. наз. фуэросами. Кастильский граф Гарсия Фернандес фуэросом 974 г. уравнил во многих отношениях евреев в правах с прочими жителями. На соборе в Леоне (1012) было постановлено, что при продаже какого-либо дома, 2 христианина и 2 еврея сперва должны оценить дом. Споры между арендатором и помещиком улаживались 2 христианами и 2 евреями. Тяжбы между евреями и неевреями разбирались смешанным судом, который составлялся из представителей обоих исповеданий. Убийство еврея, дворянина и духовного лица каралось одинаково. Отношения между евреями и христианами отличались дружелюбием, на что указывает постановление церковного собора в Койанце (1050), запретившее им жить в одном доме и разделять трапезу. В Леоне, главном городе христианской И., до завоевания Толедо многие евреи владели недвижимым имуществом. Они были земледельцами и виноградарями, занимаясь также ремеслами. Евреям Кастилии жилось хорошо при Альфонсе VI, который удостоился от папы Александра II похвал за внимательное отношение к ним. Фуэросом 1076 г. евреи были уравнены в правах с дворянами (ср. выше); другие города также приняли этот фуэрос. Евреи отплатили королю полезной службой государству. Кроме дипломата Ибн-Шалбиба, доверием Альфонса пользовались еще его лейб-медик Циделл и некий Самуил бен-Шеалтиель га-Наси, о котором не сохранилось других известий. Расположение Альфонса к евреям подверглось порицанию Григория VII, писавшего ему: «Увещеваем тебя никоим образом не допускать, чтобы иудеи господствовали над христианами или имели пред ними какое-либо преимущество…». Альфонс не обратил внимания на слова папы. Он ценил пользу евреев для государства; в его армии находилось ок. 40000 евреев, которые отличались от прочих солдат черно-желтыми тюрбанами. Под Салаккой евреи упорно сражались против арабов и своих собратьев. Когда после неудачной битвы при Укле (1108), в которой погибли инфант Санхо и 30000 воинов, в Толедо вспыхнули серьезные беспорядки против евреев и многие из них были убиты, а синагоги разрушены, Альфонс решил строго наказать погромщиков, но умер, не успев выполнить свое намерение (янв. 1109). Сын его, Альфонс VII, принявший титул императора Леона, Толедо и Сант-Яго, сначала урезал права и вольности евреев. Так, напр., он распорядился, чтобы евреи, и даже крещеные, не занимали должностей, которые давали бы им власть над христианами; он сделал евреев ответственными за правильный сбор королевских податей. Но позже Альфонс вновь уравнял евреев в правах с христианами. Большим значением пользовался у него Иуда ибн-Эзра (см.), который употребил свое влияние для облегчения участи своих единоверцев, бежавших от алмогадов: они поселились в Толедо, в Фласкале (близ Толедо), Фромисте, Каррионе, Валенсии и др. Вскоре здесь образовались новые общины. Толедо стал центром умственной жизни евреев. Беглецы из Кордовы, Севильи, Лусены и Гренады положили здесь начало новому ее расцвету. Ибн-Эзра был назначен главою (nasi) всех евр. общин. Строгий приверженец раввинизма, он сильно противодействовал укреплению караимов в И. Положение евреев еще более улучшилось, а влияние их значительно возросло при Альфонсе VIII Благородном (1166—1214). Евреи занимали тогда видные государственные должности; особенно отличались наси Ибн-Шошан (см.), главный сборщик податей, и Авраам ибн-Альфахар (см.). Альфонс VIII имел евр. фаворитку Рахиль, которую за красоту называли Формозой; он жил с ней открыто семь лет, «забыв свою супругу, свой народ и государство». Поражение короля при Аларкосе в битве с алмогадами придворные приписали увлечению короля Рахилью, и она была убита вместе со своими родственниками (новейшие историки Испании, как Aschbach, Gesch. Spaniens unter den Almoraviden и Almohaden II, 332, и St. Hilaire, Historie d’Espagne, V, 181, 527, отрицают любовь короля к еврейке). Победа при Аларкосе открыла алмогадам Кастилию, которую они опустошили. Альфонс вынужден был запереться в столице; евреи оказали ему большую поддержку, предоставив ему значительные суммы денег. Крестоносцы, прибывшие в Толедо для подкрепления кастильских сил, были приняты с радостью, но для евреев эта радость вскоре сменилась горем, так как крестоносцы начали «Святую войну» еврейским погромом; евреи были бы истреблены, если бы за них не вступились кастильские рыцари. Битва под Навас де-Толоза (1212) решила участь алмогадов. Радость евреев была необычайна.
От решительных побед Фердинанда III над маврами до Севильской резни в 1391 г. — С Фердинанда III Святого, или Победителя, принято считать новый период в истории исп. еврейства. Завоевание им старой метрополии арабского владычества, Кордовы (1236), положило конец могуществу алмогадов; в ближайшие годы Фердинанд завоевал еще города Хаэн, Севилью и почти всю Андалузию. Евреи Севильи сочувствовали победе испанцев, и за это они получили квартал для жительства и три мечети для обращения их в синагоги. У арабов осталось лишь королевство Гренада. Фердинанд соединил (1230) королевства Леон и Кастилию в одно королевство — Кастилию, так что теперь было всего три королевства — Арагония, Кастилия и Наварра [Последнее было то независимым, то находилось под влиянием Франции или Арагонии; поэтому положение в ней евреев рассматривается отдельно. Кастилия же и Арагония, бывшие до изгнания евреев из Испании отдельными государствами, были настолько тесно связаны между собою, что судьбы еврейства обеих в общем почти одинаковы.]. Главный интерес евр. истории в И. лежит в Кастилии, хотя Арагония также насчитывала много значительных общин, сыгравших видную роль в общественной и культурной истории еврейства (см. ст. Арагония). Царствования Фердинанда Святого в Кастилии и Якова I в Арагонии ознаменовались вторжением в И. принципов канонического законодательства пап и церковных соборов, что привело к важным для евреев последствиям. Внешним успехам Фердинанда и Якова над «неверующими» маврами соответствовало усиление церковной бдительности против «неверующих» евреев. Церковь старалась ограждать свою паству от влияния последних. Из этого оборонительного положения, длившегося до второй половины 14 в., она позже перешла к агрессивной политике, и тогда жизнь испанских евреев стала до крайности тяжелой. Старые фуэросы различных областей были заменены одним общим законодательством, основанным на принципах римского и канонического права. Фердинанд подготовил, а сын его Альфонс закончил и обнародовал свод законов «Siete partidas», заключавший особый отдел «О евреях» (De los judios). «Хотя евреи, — сказано здесь, — отвергают Христа, тем не менее их следует терпеть в христианских государствах, дабы все помнили, что они происходят от племени, распявшего Христа. Так как они лишь терпимы, то они должны вести себя тихо, не проповедовать публично своей веры и отнюдь не пытаться обращать кого-либо в иудейство». Отдельными постановлениями закона евреям запрещалось занимать почетные должности в христианском государстве, держать христианскую прислугу, разделять трапезу с христианами, лечить их и ходить с ними в баню; был возобновлен старый запрет относительно постройки синагог, а также постановление IV Латеранского собора об отличительном знаке (на головном уборе). Законодательный сборник Альфонса Мудрого запретил хранить Талмуд и книги, направленные против христианской веры, и карал смертной казнью за обращение христианина в иудейство или совершение над ним обряда обрезания. Здесь, как и в первом своде законов, вменялось властям в обязанность уважать субботу и евр. праздники и в эти дни не вызывать евреев в суд. Новая «конституция» сделала бы существование евреев очень тягостным, если бы она соблюдалась. Но «закон и жизнь не сходились». В Кастилии 13 века «бесправные по конституции евреи фактически пользовались значительными гражданскими правами». Дело в том, что названный свод законов получил настоящую силу лишь в 1348 году, а в 14 веке нетерпимость к евреям далеко не была столь развита, как в позднейшие времена. Короли, издавшие новый закон, сами, вопреки третьему пункту отдела об евреях, пользовались услугами евр. администраторов, лейб-медиков и придворных ученых. Фердинанд Святой держал в качестве «альмошарифа», т. е. генерального откупщика податей и управляющего королевскими финансами, светски образованного человека, ученого талмудиста дона Меира де Малеа. Сын Меира, дон Цаг (Исаак) де Малеа, занимал ту же должность при Альфонсе Мудром. Врач и астролог Иуда Коген был его лейб-медиком. Астроном Цаг (Исаак) ибн-Сид (см.) принимал главное участие в составлении известных Альфонсовых таблиц (см.). В качестве сборщиков податей Альфонс имел еще Тодроса га-Леви, Соломона ибн-Албагала и др. евреев. На послания папы Николая III, порицавшего его за нарушение постановлений соборов и грозившего Кастилии всевозможными бедствиями за «предоставление иудеям власти над христианами», Альфонс не обратил внимания. Он продолжал держать на государственной службе евреев и многократно выказывал евр. населению свое расположение. Он разрешил общине Толедо построить синагогу, самую большую и красивую в И.; евреи получили разрешение посещать ежегодные ярмарки в Севилье; в 1264 г. король предоставил дома, виноградники и земли евреям, поселившимся в С-т Мария дель-Пуэрто. Последние годы царствования Альфонса омрачились преследованием толедских евреев, которое однако не имело серьезного характера и было вызвано случайной причиной. «Альмошариф» дон Цаг де Малеа выдал инфанту дону Санхо, стоявшему во главе партии, враждебной королю, большую сумму денег из королевской казны; король велел убить Цага в присутствии инфанта в Севилье; кастильские же евреи были в субботу арестованы, когда они находились в синагогах, и на них был наложен штраф в 12000 зол. мараведисов в возмещение убытков казны и дополнительный штраф за каждый день до уплаты. Тогда Санхо открыто восстал против отца и, с согласия кортесов, сместил его с престола (1281). Санхо IV также держал евреев в качестве альмошарифов, а секретарем его был Цаг из Толедо. Санхо навряд ли обходился без помощи евреев в собирании податей. Значение евр. финансистов для государственного хозяйства И. — факт знаменательный. Хотя евреи и занимались разнообразными отраслями хозяйственной деятельности, все же денежные операции были преобладающими — двор и духовенство, крестьяне и дворяне нуждались в деньгах. Евреи были состоятельны. Еще в эпоху вестготов они вели обширную торговлю; в 10 в. особенно процветала торговля рабами; среди купечества Барселоны (10 в.) евреи занимали видное место; в 11 в. мы знаем об оживленных торговых сношениях между испанскими и французскими евреями; первые доставляли последним лошадей взамен рабов, привозившихся через Германию из славянских стран; о богатстве евр. купцов в Толедо упоминалось уже выше по поводу осады этого города. Евреи прекрасно знали технику управления финансами государства. Еще в мусульманских странах встречались евреи в качестве министров финансов; христианские короли последовали примеру арабских правителей; название «альмошариф» (almoxarife) заимствовано из арабского. «То, что кастильские владетели предпочитали иметь министров финансов и податных чиновников из евреев, указывает не только на специальные способности испанских евреев в управлении государственным хозяйством, но бросает также особый свет на своеобразное общественное и национальное положение евреев. В них король находил безусловно верных слуг, не связанных с христианскими подданными партийными и сословными интересами» (Кассель). Евреи не входили в феодальную организацию. Они служили только королям, и последние вполне доверяли им. Евреи-министры пользовались своим положением для блага единоверцев, а так как связь евреев-министров с королями с течением времени упрочилась и евреи-министры стали явлением обычным, то понятно, что их пребывание у власти благотворно отразилось на судьбе евр. населения. Они значительно облегчили борьбу за гражданские права, которую исп. евреи вели против кортесов, духовенства и нафанатизированного им населения. Благоприятное положение евреев в Кастилии в 13 и отчасти в 14 вв. обусловлено, кроме евр. администраторов, также неприкосновенностью евр. землевладения. Благодаря тому, что евреи с давних времен владели беспрерывно землями, никто не мог думать о том, чтобы лишить их права собственности. «Если, — говорит Кассель, — несмотря на все невзгоды, приведшие наконец к катастрофе, еврей стал испанцем по нравам и языку, по поведению и взглядам, если он выступал не сгорбившимся и приниженным, как еврей немецкий, а выпрямленным и гордым, если он принимал участие в увеселениях, не запрещенных религией, если его радовали музыка, танцы и пиршества, если он участвовал в рыцарских турнирах, если сохранил испанскую «гордость» до нынешнего дня, даже после многолетнего изгнания, если испанский язык, его второй родной язык, остался у него, как сладкий звук воспоминания, несмотря на то, что прошло более трех столетий после того поколения, которое видело эту дивную страну, то причиной всего этого является святость земельной собственности». В И. еврей, как и мавр, был гражданином, т. е. пользовался правами, предоставленными в других странах средневековой Европы только христианам. Лишить евреев и мавров имущества можно было исключительно насильственным путем; запретительного закона о праве собственности не существовало. Когда кортесы вынудили у короля Санхо в 1293 г. (в Вальядолиде) запрещения евреям приобретать в дальнейшем земли у христиан, то это ограничение соблюдалось недолго. Впоследствии евр. землевладение даже увеличилось ввиду несостоятельности их должников, и жалобы против евреев, скапливавших в своих руках большие земли, раздавались довольно часто.
Как значительный элемент населения, материально вполне обеспеченный, евреи являлись важным источником доходов королевской казны. Санхо IV был первым королем, который с помощью евр. финансистов урегулировал податные отношения евр. общин (т. наз. aljama) Кастилии, обнимавшей провинции: Старую и Новую Кастилии, Леон, Галицию (с весьма незначительным евр. поселением), Эстрамадуру, Мурсию и Андалузию. Все евреи, начиная с 20 лет — по другим источникам, с 16 или 14 — должны были вносить «тридцать серебряных монет» в память 30 сребреников, полученных Иудою, — каковая подать называлась «servicio», а по Грецу, имущественною податью; она не взималась с евреев архиепископства Толедо, епископств Хуэнки и Плаценции, провинций Мурсии и Леона и пограничной области Андалузии (в названных местах евреи были подчинены духовным властям). Другая подать, уплачиваемая евреями, называлась «encabezamiento» — подушная подать. Распределение этих налогов между общинами было поручено королем комитету в составе Якова бен-Яхья из Ниеблы, Исаака бен-Азор из Хереса и Авраама Абенфара из Кордовы (представитель Хаэна не явился), которые съехались в Гуете в 1290 г.; недоразумения должны были разрешать Давид Абударгам Старший и толедская «aljama». Сумма ежегодной подати евреев Кастилии достигла 2801345 мараведи (около 750000 рублей). Сохранился список налогов за 1290 год; в одной графе приведены (по общинам) суммы поголовной подати, названной servicio; во второй графе отсутствуют суммы по вышеупомянутым областям, не подлежавшим рассмотрению комитета, так как подати указанных общин были, по-видимому, заложены у епископов и светских вельмож. Историки пытались установить на основании податных сумм численность евр. населения в И. Амадор де Лос Риос полагал, что она составляла 854951 душ, Грец пришел, после анализа разных источников, к заключению, что лишь поголовная подать может показать число евреев, и он установил 850000 душ. — Если эта цифра, по Кайзерлингу, слишком велика, то он же находит, что указанная Лёбом цифра в 233784 д. слишком низка. По Кайзерлингу, в Кастилии, существовало около 120 общин, из которых наиболее значительными были: Толедо (72000 евр. с соседними мелкими общинами по подсчету Греца), Гита, Алмогверра, Бургос (29000), Каррион (24000), Авила (см.), Медина дель-Кампо, Вальядолид (см.), Хуэнка, Гуете (см.), Атиенса, Паредес де Нова, Логроньо, Алмасан, Сория и др. Из менее значительных по количеству евреев общин известны Макведа, Бривиеска (см.), Калагорра, Бельфорадо, Зурита, или Сурита (см.), Бадахос, Алкала, Витория, Бехар Миранда, Лерма, Албельда и нек. др. Королевство Арагония не было столь густо заселено евреями. Самые большие общины находились в Тортозе (см.), Героне (см.), Барселоне (см.) и Валенсии (см.); за ними следовали Сарагоса (см.), Калатайюд и др. — Кроме названных двух главных податей взимались с евреев еще другие сборы и повинности. Когда короли Арагонии или Кастилии останавливались в городе, где существовала евр. община, евреи были обязаны доставлять для короля и его дружины кровати и другую мебель; во избежание придирок со стороны чиновников евреи соглашались уплачивать взамен этой повинности известный сбор, в Кастилии прозванный «Jantares», а в Арагонии «cenas» (столовые издержки); в Арагонии сбор был столь обременителен, что евреи ходатайствовали (1354) об уменьшении его; в пользу королевской гвардии, прибывавшей с королем, уплачивался сбор «monteros de Espinosa»; долгое время вносилось 12 мараведи за каждый свиток Торы (позже — 4 серебряных реала); евреи уплачивали еще коронационный налог, пастбищный сбор, десятины с домов епископам, специальные пошлины таможенные, мостовые и др.
В 14 в. главным центром еврейства была как и в предыдущем столетии, Кастилия — здесь находились самые крупные общины, из нее выходили видные общественные деятели. «Судьба евреев здесь тесно переплетена с общими политическими движениями, династическими переворотами и даже придворными интригами». В эту эпоху особенно выдвигались евр. министры и советники, игравшие роль царедворцев. Если они часто выступали в защиту еврейства, то их участие в придворных интригах бывало гибельно для мирного развития евр. жизни. При Фердинанде IV (1295—1312), сыне Санхо, неограниченною властью в дипломатии пользовался королевский советник Самуил, вызвавший неприязнь матери-королевы Марии де Молина, принимавшей участие в политике: она наняла убийц, напавших на него в Севилье, куда он сопровождал короля, — Самуил был тяжко ранен. Мария доверяла, однако, другому еврею, Тодросу Абулафии, а ее альмошарифом состоял Исаак (Самуил?) ибн-Яиш; инфант дон Педро держал в качестве финансового советника Иуду Абрабанеля. Кортесы напрасно требовали, чтобы евреев больше не назначали откупщиками и сборщиками податей. Королева Мария, ставшая регентшей в 1312 г., продолжала держать на службе евр. сборщиков, а своим личным казначеем, или управляющим дворцом («despensora»), назначила некоего дона Моисея. На требования церковного собора в Заморе (1312), кортесов в Бургосе и самого папы Климента V принять более суровые меры против евреев королева-регентша обратила мало внимания: евреям было лишь запрещено присваивать христ. имена, а еврейкам — носить драгоценности и украшения. Претензии евр. кредиторов были сокращены, причем Мария не согласилась, чтобы христиане добивались от папы упразднения долгов евреям; регентша распорядилась об упразднении евр. судебной автономии, однако вскоре таковая была восстановлена, а уголовная юрисдикция была опять передана раввинату, чему содействовал Ибн-Вакар Иуда бен-Исаак (см.) из Кордовы, пользовавшийся большим влиянием при дворе. По Кайзерлингу, положение евреев в Испании в начале 14 в. все-таки ухудшилось, и многие даже эмигрировали из Кастилии и Арагонии. Со вступлением на престол Кастилии Альфонса XI (1325) и в период царствований Альфонса IV и Педро IV в Арагонии положение опять улучшилось. Альфонс XI энергично вступался за евреев Севильи против местного духовенства. Своим альмошарифом и личным секретарем Альфонс назначил Иосифа Бенвениста де Эция, который пользовался своим влиянием на благо евреев, и кортесы, собравшиеся в Мадриде, жаловались по этому поводу королю. Этому мнению Кайзерлинга о деятельности Иосифа следует противопоставить отзыв Греца, который находит, что ни Иосиф, ни другой видный государственный деятель той эпохи, Самуил ибн-Вакар (см.), не заботились в достаточной степени о благе евр. массы, а извлекали выгоды лишь для себя и своих друзей. Бенвенисте, любимец короля, жил с пышностью испанского гранда. Ибн-Вакар, лейб-медик короля, соперничал с Бенвенисте, и ему удалось получить от короля откуп таможенных пошлин на хлеб и прочие товары из Гренады. Когда Бенвенисте предложил королю большую сумму денег, Ибн-Вакар уговорил короля закрыть границы для товаров из Гренады. Вообще заметно, что евр. и арабские финансисты той эпохи обогащались откупами пошлин и податей и кредитными сделками. По жалобам представителей дворянства, король сократил размер процентов по ссудам до 33⅓. Кортесы, собравшиеся в Мадриде в 1329 г., потребовали запрещения евреям права приобретать земельную собственность и удаления еврейских альмошарифов и откупщиков податей; тогда ненавистное испанцам название «альмошариф» было упразднено и заменено «tresorero» (казначей), и было решено больше не назначать евреев сборщиками податей. Бенвенисте лишился своего звания. Евреям пришлось в то время пережить два юдофобских выпада, которые хотя не имели серьезных последствий, тем не менее, сильно разожгли в населении низменные страсти. Застрельщиком клерикальных врагов евреев выступил ренегат Абнер Бургосский, по доносу которого кастильским евреям было запрещено произносить молитву «Birchath haminim» (1336). Большая опасность угрожала евреям со стороны министра Гонсало Мартинеса, выдвинувшегося благодаря покровительству Бенвенисте. Задумав погубить евреев и вместе с ними своего благодетеля, он обвинил его, а также Ибн-Вакара в том, что они разоряют страну и обогащаются за счет казны, вследствие чего они были заключены в тюрьму, где и окончили свои дни, а их имущество было конфисковано. Обвиненные в том же преступлении Моисей Абудиель и Ибн-Яиш спасли жизнь лишь при помощи больших денежных сумм. Когда вспыхнула война между Альфонсом и эмиром Гренады, вызванная вышеупомянутым запрещением вывоза хлеба из Гренады, Мартинес, назначенный главнокомандующим, стал советовать королю, ввиду недостатка в деньгах, конфисковать имущество евреев, а их самих изгнать из королевства; при этом Мартинес заверил его, что и христиане в этом случае охотно дадут деньги. Но этот проект не встретил поддержки. Архиепископ Толедо, дон Жиль де Альборнос, объяснив королю, что евреи способствуют благосостоянию государства, убеждал его не отступать от политики предков, которые всегда защищали евреев. Моисей Абудиель, узнав о грозившей евреям опасности, разослал всем общинам письма с предложением установить посты и совершать моления. Ужас, охвативший испанское еврейство, особенно возрос после победы Мартинеса над маврами. Но в самый момент своего величия он пал жертвой интриги со стороны фаворитки короля, Леоноры де Гузман. Она уверила Альфонса, что Мартинес роняет его достоинство в глазах народа; вызванный в Мадрид, Мартинес укрепился в одном замке и поднял бунт против короля. Но вскоре он был умерщвлен. Это случилось в месяце Адар (1339), в праздничные дни в память избавления от Гамана; радость евреев не звала конца. Они оказали королю большие услуги в дальнейшем ходе войны, которая закончилась его победой под Саладо и занятием крепости Алгесирас. До конца своего царствования король Альфонс оказывал им свое расположение (напр. он приблизил к себе Моисея Абудиеля). В одном лишь он был вынужден уступить кортесам: он освободил христиан от уплаты четвертой части долгов евр. кредиторам и запретил евреям заниматься ссудными операциями. Однако, с другой стороны, он разрешил евреям купить земли на сумму в 20000 мараведи на север от реки Дуро и на 30000 на юг от этой реки. Черная смерть, свирепствуя в Кастилии, не вызвала, как это наблюдалось в других местах, гонения на евреев, обычно ложно обвинявшихся в отравлении колодцев. — Преемник Альфонса, Педро (1350—1369), был весьма расположен к евреям, которые при нем достигли наивысшего своего влияния. Однако в силу политических смут в стране, вызванных междоусобием Педро и его брата Генриха де Трастамаре (сына Альфонса и его фаворитки Леоноры де Гузман), эта эпоха, будучи для евреев вообще весьма бурной, привела к тяжким последствиям. В кровавой борьбе между двумя братьями евреи играли видную роль. Они поддерживали своего друга Педро против враждебно настроенного к ним Генриха, и потому победа последнего должна была явиться их поражением. Педро, по натуре буйный и запальчивый, — его прозвали Жестоким — настолько окружил себя евреями, что двор его получил кличку «евр. двора». По совету своего воспитателя, всесильного министра Альфонса де Альбукерке, Педро назначил бывшего его агента Самуила Леви Абулафию, представителя толедской евр. аристократии, своим «tresorero mayor» (главным казначеем). Самуил оправдал доверие короля, упрочив финансы государства. Лейб-медиком и астрологом при Педро состоял Авраам ибн-Царцал. Отношение короля к евреям характеризуется его уклончивым ответом кортесам в Вальядолиде, ходатайствовавшим об упразднении автономного суда евреев; Педро мотивировал свой отказ тем, что евреи народ слабый, а «если подчинить их общим судам, то они наверно будут терпеть постоянные обиды». Духовенство и прочие юдофобские элементы ненавидели короля. Тем дружнее сплотились вокруг него евреи. Поэт Сантоб де Каррион в своих испанских стихах давал королю советы, которые могли бы спасти короля, если бы он к ним прислушался. Гибель Педро была вызвана семейными раздорами. Честолюбивый и талантливый Генрих, оспаривая у брата право на престол, воспользовался семейной драмой Педро, который, будучи женат на французской принцессе Бланке, навязанной ему из политических видов, любил Марию де Падилла. Часть придворных стояла на стороне Бланки, другая партия поддерживала фаворитку Марию. Евреи, с Самуилом Абулафией во главе, зная о недружелюбии к ним Бланки, действовали в пользу Марии. Два дня после свадьбы Педро, покинув жену, поспешил к Марии в Толедо. Министр Альбукерке, собираясь туда с целью вернуть короля, получил от присланного последним Самуила приказ оставить свои замыслы. Бланка, искавшая поддержки у Генриха, была арестована, а Альбукерке смещен с должности. Этим был дан сигнал к кровавой династической войне, от которой сильнее всех потерпели евреи. С целью освободить королеву, заключенную в Алкацаре, Генрих во главе своих приверженцев и городской черни напал в субботу — 7 мая 1355 г. — на евр. квартал (Juderia) в Толедо, прозванный Алькана; около 12000 евреев были убиты; кварталом, однако, не удалось завладеть, так как евреи при помощи толедских дворян мужественно защищали его. С этого времени Педро еще более покровительствовал евреям. Абулафия достиг неограниченного влияния. Впрочем, враги его не дремали. О глубокой их ненависти к нему свидетельствует злостная сатира «Rimado del Palacio», написанная поэтом и историком Педро Лопес де Айала. Удалось ли врагам оклеветать Самуила перед королем, будто он принимал участие в политическом заговоре (Ricos Nombres), или желал ли Педро снискать расположение духовенства, необходимое, по-видимому, для войны с Генрихом (содействие Марии де Падилла надо отвергнуть) — как бы то ни было, Самуил был в 1360 г. убит (см. соотв. статью). Гибель временщика не изменила отношения Педро к евреям, которые из чувства самозащиты поддерживали его против Генриха, опиравшегося на клерикально-юдофобские элементы. Начав войну в 1360 г., Генрих и его братья подстрекнули население Миранды де-Эбро к разгрому местных евреев. Когда же Педро строго наказал зачинщиков погрома, войска Генриха перебили всех евреев в Нахере. Убийство королевы Бланки (1361), совершенное по тайному наущению Педро, было приписано евреям. Был пущен слух, что Педро евр. происхождения: жена Альфонса XI, имевшая только девочек и впавшая поэтому в немилость короля, будто подменила новорожденную девочку евр. мальчиком — Педро. При помощи чужих войск Генрих стал завоевывать один город за другим. Евреи защищались отчаянно; в городах, сдававшихся Генриху, они спасали свою жизнь путем огромных выкупов. В Бургосе они вынуждены были продать украшения свитков Торы, в Сеговии и Авиле они лишились буквально всего имущества; евреи Толедо подверглись контрибуции в миллион мараведи. Был момент, когда Генриху пришлось бежать, однако вскоре он вернулся со свежими войсками; евреи Бургоса долго защищали свой квартал, пока сложили оружие; за разрешение остаться в городе они внесли миллион мараведисов. Евреи сражались в армии Педро. В эти несчастные дни Педро очень заботился об их защите и просил об этом короля Гренады, который пришел ему на помощь, но с победами Генриха евр. общины стали погибать. Современник, Ибн-Царца Самуил (см.), так описывает это бедствие: «Все общины Кастилии и Леона находятся в крайне бедственном положении. Сбылись все проклятия, приведенные в Торе и Второзаконии… Святая община толедская, корона Израиля, потеряла за два месяца более десяти тысяч человек, умерших от голода, нужды и горя во время осады города дон-Генрихом… Мучимые голодом, осажденные грызли пергамент священных книг, глотали кожу и шерсть. Многие бежали из города в королевский лагерь, предпочитая умереть от меча, чем от голода… Многие общины были истреблены; с отчаяния многие евреи отреклись от своего народа. Особенно же сильно материальное разорение». Когда после решительного сражения под Монтиелем (1369) Педро привезли к Генриху, тот воскликнул: «Вот этот иудей, сын блудницы, называющий себя царем Кастилии!» Вслед за тем Педро был тут же обезглавлен. Папа Урбан V сказал тогда: «Верующие могут только радоваться смерти подобного тирана, который возмутился против церкви и покровительствовал евреям и сарацинам». — Победы Генриха сопровождались конфискациями еврейского имущества; в Толедо евреев сажали в тюрьмы, подвергали пыткам, а неимущих продавали в рабство. Христианское население стало смотреть на евреев, как на стоящих вне закона. Это было начало политического и социального упадка испанских евреев. Генрих, правда, назначил Иосифа Пихона из Севильи генеральным сборщиком податей (contador mayor), а Самуила Абрабанеля советником по финансовым делам, но это ничуть не изменило печального положения евреев: прошло то время, когда влиятельные евреи считали своим долгом бороться за гражданские права собратьев. Они имели в виду главным образом личные выгоды и обогащение своих семей. Подражая кастильским грандам в роскоши, они вызывали только ненависть христианского населения: «Вот как евреи обогащаются; скоро они все превратятся в грандов!» От алчности отдельных евр. ростовщиков и сборщиков податей страдала более других евр. масса, истощенная междоусобными войнами и влачившая незавидное существование. Кортесы в Торо (в 1371 г.), обвиняя евреев в том, что они вызвали гражданскую войну, потребовали, чтобы евреи жили в особых кварталах, не присваивали себе христианских имен, не носили дорогих платьев, не ездили на мулах, носили отличительный знак, чтобы они были удалены от дворцов грандов, не занимали государственных должностей и не получали на откуп налогов и пошлин. Король согласился только с тем, чтобы евреи не употребляли христианских имен и носили отличительный знак; что же касается государственной службы, то он заявил, что ему лучше знать, как следует использовать евреев. Согласившись с кортесами 1379 г., чтобы евреи больше не носили оружия, король отклонил требование о запрещении евреям вступать в диспуты с христианами и о лишении их судебной автономии в уголовных делах. Новые социальные ограничения были особенно тягостны для испанских евреев, чувствовавших себя ранее свободными гражданами. При Хуане I (1381—90) кортесы добились еще большего: по случаю убийства евреями Иосифа Пихона, обвиненного пред раввинским судом в доносах (malsin), они были лишены автономии в уголовных делах (ср. ниже). Кроме того, были возобновлены старые канонические постановления. Насколько беззащитным было положение евреев, видно из частых убийств евреев среди белого дня, в отвращение чего король объявил штраф в 6000 мараведи для каждого города, в котором будет найден труп еврея. В 1385 г. Хуана I заставили издать запрещение назначать евреев королевскими казначеями или сборщиками податей. В то время диспуты евреев с христианским духовенством стали учащаться. Духовенство выставляло в качестве диспутантов крещеных евреев, которые, будучи знакомы с евр. теологией, могли успешнее выступать против евр. богословов, последние же не смели резко возражать, ибо сказал один из евр. диспутантов: «Христиане обладают силою и могут ударом кулака заставить молчать правду». Диспуты усилили вражду к евреям, а инсценировавшие их доминиканцы прекрасно знали, как попасть в цель — преобразить веротерпимого испанца в фанатика-изувера. Если в эпоху междоусобной Кастильской войны евреи пострадали, как политические враги Генриха, и если тогда имелось в виду уничтожить политическое влияние евреев, то вспыхнувшие в 1391 г. кровавые преследования евреев носят другой характер — это был поход во имя воинствующей церкви под предводительством священников.
От Севильской резни в 1391 году до изгнания евреев из И. в 1492 году. — Последние десятилетия 14 в. ознаменовались усиленным выступлением испанского духовенства против евреев. Фернанд Мартинес, архидиакон в Севилье, где имелась крупная евр. община, стал проповедовать против «вредного лжеучения» евреев, а также против их политического влияния и материального благосостояния (необходимо преследовать их, пока они не примут христианства). Мартинес стал агитировать еще при Генрихе II, который, по жалобе евреев, строго воспретил ему проповедовать вражду к ним; позже, при Хуане I, его лишили за это духовного сана. Смерть Хуана и восшествие на престол 11-летнего Генриха III (1390) оказались благоприятными для Мартинеса, бывшего духовника королевы-матери Леоноры. Он был восстановлен в сане и стал действовать с новым рвением, рассылая по епархии циркуляры с требованием «разрушать до основания синагоги, где враги Бога и церкви совершают свое идолослужение». В январе 1391 г. представители евреев, собравшись в Мадриде, узнали, что в Севилье и Кордове готовятся погромы. В марте Мартинес произнес речь перед толпой народа, подстрекая ее к погрому, который тут же и начался, однако был прекращен городскими властями, зачинщики же были наказаны. Мартинес продолжал, однако, начатую агитацию. Уже 6 июня чернь вновь набросилась на евр. квартал — и 4000 евреев пали мертвыми, остальные крестились (см. Севилья). Та же участь постигла евреев в других городах епископства; особенно страшен был погром в Кордове (см.). Совет при регентше, состоявший из прелатов, грандов и представителей шести главных городов, оказался бессилен остановить погромную волну, прокатившуюся из Кордовы сперва в город Хаен, а затем в Толедо (20 июня) и другие кастильские города. Не были пощажены и общины в Арагонии, Каталонии и на Балеарских островах. Ужасные сцены разыгрались в Валенсии (см.), Пальме (см. Балеарские острова), Барселоне (см.), Героне (см.) и Лериде (13 августа). В течение двух с лишним месяцев И. служила ареной преследований, напоминавших страдания евреев в эпоху крестовых походов и в годы т. наз. Черной смерти. По словам одного современника, погромы были устроены по инициативе особой организации, рассылавшей своих агентов по разным городам. 10 руководителей севильского погрома прибыли в Валенсию, а отсюда отправились с местными громилами в Барселону. Наиболее активным элементом в погромах были священники, ремесленники, купцы, портовые рабочие и чернь; дворяне (за немногими исключениями) и власти, наоборот, вступались за евреев. Испанские историки 19 в. назвали эту кровавую расправу Священной войной против евреев (Guerra Sagra contra los Judios) или социальной революцией. Весьма возможно, что участие купеческого и ремесленного классов в этом движении было вызвано конкуренцией, а чернь имела в виду обогатиться грабежами, но деятельнейшей силой явилось духовенство. Вопрос о причинах погромов 1391 г., впрочем, еще не выяснен. Такой знаток истории евреев в И., как иезуит Фидель Фита, указывает, что погромы были вызваны социальным недовольствием. Грец же оспаривает этот взгляд, указывая на фанатизм, как на фактор, вызвавший движение, а на политическую анархию как на момент, способствовавший его развитию. Не случайно, по-видимому, находился доминиканец Винцентий Феррер (ср. ниже) в Валенсии во время происходившего там погрома, когда он крестил тысячи евреев, спасавшихся от смерти; в Лериде часть евреев избавилась от смерти только тем, что крестилась и преобразовала синагогу в церковь. Главный виновник погромов Мартинес был арестован 4 года спустя, но потом освобожден и до самой смерти (1404) почитался, как «святой». Остальные агитаторы в Кастилии не понесли никакого наказания. Только в Арагонии король Иоанн велел казнить 25 зачинщиков погромов — купцов, аптекарей и ремесленников. Многие общины были разорены; тысячи евреев погибли, но еще большее число приняло крещение. Связанные с землей, привыкшие к общественной жизни, евреи не могли массами решиться на самоистребление или эмиграцию; они предпочли креститься и соблюдать втайне еврейство, в надежде, что вскоре наступит день, когда удастся отказаться от навязанной веры. Современные евреи отнеслись не очень сурово к крестившимся. Один из них говорит: «Боязнь смерти охватила их». Однако, тем не менее, отступники, так назыв. мараны (conversos, по-евр. anussim), перестали считаться настоящими евреями. Мараны вызвали возникновение инквизиции, которая, в свою очередь, подготовила изгнание евреев из И. В этом и заключается особое значение 1391 года. Из числа новообращенных вышло несколько очень опасных юдофобов, напр. Павел Бургосский, или де Санта Мария (в еврействе Соломон Галеви), а также Иошуа ибн-Вивес Аллорки. — Об этих отщепенцах один современный автор говорит: «Между новообращенными есть такие, которые раньше отреклись от веры по принуждению, но впоследствии добровольно стали исполнять обряды христианской религии и не только сами нарушают заповеди Торы, но еще воздвигают гонения и доносят на тех из своей среды, которые в душе остались верны иудейству и желают вырваться из «шемада» (насильственного исповедания христианства). — События 1391 г. вызвали эмиграционное движение из Испании в Северную Африку (туда переселились беглецы с Балеарских островов) и в немногие испанские города, находившиеся под владычеством мавров, — Малагу, Альмерию и Гренаду. Больной Генрих III (1390—1406) ненавидел евреев и не противился требованиям кортесов о запрещении им заниматься кредитными операциями. Но, как замечает Линдо, кастильцы настолько привыкли обращаться к евреям в денежных затруднениях, что сами нарушали королевские постановления, изданные по жалобам кортесов. Деньги можно было занимать только у евреев (и у мавров), так как до изгнания они были почти единственным купеческим элементом. Испанцы воздерживались от торговли, считая ее занятием нечестным, и евреи (согласно Геблеру) использовали это положение (по изгнании евреев в И. нахлынуло много иностранных купцов). Короли также нуждались в евр. финансистах, являвшихся наиболее способными государственными казначеями. Очень ценились при дворе и евр. врачи. При Генрихе III состояли лейб-медиками Моисей ибн-Царцал и Меир Алгуадес (см.). Последний, занимая также пост главного раввина кастильских общин, отстаивал, насколько это было возможно при сильном клерикальном течении той эпохи, остатки евр. прав. Быть может, его влиянию следует приписать, что Генрих III наложил на Кордову денежный штраф за кровавый евр. погром 1406 года. Со смертью Генриха положение евреев значительно ухудшилось. Король Хуан II был еще ребенком; опекуном его состоял ренегат Павел Бургосский, архиепископ толедский, а pегентство находилось в руках фанатичной королевы-матери Каталины и инфанта Фернанда. Новые правители прежде всего устранили Алгуадеса, поборника евреев. В связи с возникшим против евреев Сеговии ложным обвинением в осквернении гостии, у него пытками вырвали признание, будто он виновен в преждевременной кончине Генриха III; после этого он был казнен. Правительству пришел на помощь один из наиболее ярых представителей воинствующего ордена доминиканцев, Винцентий Феррер, который в сопровождении толпы «бичующихся» (флагеллантов) странствуя по Кастилии и Арагонии, произносил с крестом в одной руке и свитком Торы в другой зажигательные проповеди против еврейства. Результатом деятельности Феррера были массовые насильственные крещения евреев. В Толедо он превратил большую синагогу в церковь и, как передают, крестил здесь 4000 евреев. Каталина и Фернанд приняли его весьма торжественно в Айллоне (в конце 1411 г.). И вот Феррер соединился с Павлом Бургосским. Павел выработал соответствующий эдикт, а Феррер побудил регентшу издать (12 янв. 1412) этот «эдикт нетерпимости» (на официальном языке — Pragmatica): отныне евреи должны жить в особых кварталах (juderias), окруженных стенами с одними лишь воротами; им строго запрещается заниматься врачебной практикой, кредитными операциями, аптечным делом и ремеслами, вести торговые дела с христианами, держать христианскую прислугу и проч.; евреи лишаются внутренней автономии, права титуловаться «дон», носить оружие, стричь бороду и волосы, одеваться в платья из дорогой материи и занимать должности откупщиков податей. Эдикт ввел и новую репрессию — воспретил евреям эмигрировать (ср. выше); ослушникам угрожали потеря имущества и продажа в рабство; грандам и рыцарям было строго запрещено укрывать у себя беглецов-евреев. Эдикт напоминает варварские меры вестготского короля Эгики. Чтобы добиться крещения евреев Кастилии, было решено лишить их средств к существованию, при запрете эмигрировать. Цель была достигнута: тысячи евреев крестились, спасаясь от позорного существования или от погромов. Феррер, окончив свое «богоугодное» дело в Кастилии, отправился в Арагонию, где избранный вновь, быть может, благодаря его поддержке король Фернанд (бывший регент в Кастилии) предоставил ему полную свободу действий. В Сарагосе, Дароке, Калатайюде и др. городах он обратил в христианство многих евреев. Летописцы и историки расходятся в определении числа евреев, обращенных Феррером. Мариана указывает на 35000, в то время как Закуто говорит о 200000. В Арагонии и Каталонии число обращенных достигло, по Ускве, 15000 чел. Ревностным помощником Феррера был ренегат Ибн-Вивес Аллорки (см.), по настоянию которого папа Бенедикт XIII назначил, с согласия Фернанда, короля Арагонии, диспут между представителями арагонских общин и Ибн-Вивесом Аллорки в Тортозе (7 февр. 1413—12 нояб. 1414; см. Диспуты, Тортоза, Ибн-Вивес Аллорки). Схизматический папа Бенедикт XIII, надеясь путем массовых крещений упрочить свое влияние в церкви, издал (11 мая 1415 г.) буллу, в общем совпадающую с «Pragmatica» Каталины, внесенной уже ранее в Арагонские законы (см. Бенедикт XIII, где указано, что булла не имела практического значения). Евреи составляли слишком значительный фактор в экономической жизни И., чтобы от их разорения не пострадала вся страна. «Торговля и промышленность были в застое, поля не обрабатывались, а финансы были расстроены». В Арагонии, где целые цветущие евр. общины были уничтожены, экономический кризис дал себя настолько чувствовать, что правительство даже приняло меры к привлечению евреев в страну, даруя им привилегии и вместе с тем затруднив эмиграцию. В Кастилии, где с 1420 г. Хуан II начал самостоятельно управлять страной, государственное хозяйство было в полном запущении. Ввиду строгого применения правил 1412 г. еврей не мог быть откупщиком налогов, христиане же не имели достаточного знания дела и не обладали необходимыми средствами. Талантливый министр Хуана II Алваро де Луна, фактически пользовавшийся неограниченной властью, принявшись за упорядочение государств. финансов, привлек в качестве советчика Авраама Бенвенисте (см.), которому таким образом была дана возможность действовать в пользу улучшения положения евреев. Алваро назначил марана Диего Гонзалеса казначеем, а еврея Иосифа Наси главным откупщиком налогов. Авраам Бенвенисте, назначенный «великим раввином», или «раввином королевского двора», выхлопотал, чтобы евреям была возвращена автономия в уголовных делах. Его реорганизация общинной жизни (ср. ниже) имела целью упрочить евр. солидарность для борьбы с внешними врагами, которые не бездействовали. Сыновья апостата Павла Бургосского, взамен состарившегося отца, выступили против евреев и их протектора Алваро. Альфонс де Санта-Мария, старший сын Павла, представитель Испании на Базельском церковном соборе, испросил у папы Евгения IV буллу против евреев (10 авг. 1442), которая содержала известные унизительные постановления; между прочим, евреям вменялось в обязанность слушать миссионерские проповеди. Булла была оглашена по всем городам Кастилии. Многие устранились от евреев; служившие у них христиане ушли, а городские советы решили ввести репрессивные меры. Евреям грозила новая вспышка клерикального фанатизма. Положение оказалось тем более опасным, что Алваро был тогда в немилости, а король, против воли которого была опубликована булла в Толедо, не знал, как поступить. К счастью, Алваро снова вернулся к власти и побудил короля издать новый декрет, который отчасти отменил эдикт 1412 года, истолковав папскую буллу, которую король не вправе был отменить, в том смысле, что евреи, хотя и подвергаются разным постановлениям церковных соборов, находятся под защитой законов и могут заниматься торговлей и ремеслами (портняжное, сапожное, горшечное, ювелирное, ткацкое и др.). Евреи-врачи могут лечить там, где нет христианских врачей. Городским советам король вменил в обязанность защищать евреев и мавров, находившихся под его особым покровительством. Только от отличительного знака и от жительства в особых кварталах «для их собственного удобства» декрет не освободил евреев. Алваро провел эти облегчения не столько из расположения к евреям, сколько из желания отомстить своим врагам. Положение евреев улучшилось. Генрих IV Кастильский (1454—74) и Иоанн II Арагонский (1456—79) держали евреев при дворе и отдавали им откупа налогов. Произведенное «раввином королевского двора» Яковом ибн-Нуньесом (см.) распределение евр. налогов (1474) дает представление о распространении евреев в И. за 20 лет до изгнания. Междоусобная война 1365—69 гг., резня и массовые крещения 1391 г., деятельность Феррера в 1412—14 гг. и находившаяся в связи с этими гонениями эмиграция евреев вызвали значительное уменьшение евр. населения по сравнению с концом 13 века (ср. выше). Общинный статут 1432 г. предполагает существование мелких общин с десятью семействами или менее. Список налогов за 1474 г. показывает прямо изумительные цифры — Толедская община внесла только 3500 мараведи (против 210000 в 1290 г.), община в Гите — также 3500 (313588 в 1290 г.), Кордова и Севилья — когда-то очень большие общины — внесли лишь по 1200 и 2500 мараведи. В Бургосе жило в 1474 г. несколько евреев, о чем свидетельствует ничтожная цифра налогов — 700 мараведи. В то время как в больших кастильских городах еврейск. население значительно уменьшилось, заметно увеличение его в мелких городах и деревнях, принадлежавших грандам. В 1474 году насчитывалось 200 местностей с евр. населением, которые в прежних списках 1290 и 1291 гг. вовсе не были упомянуты. Правда, евреи в новых местностях жили в ограниченном количестве (лишь в 4 из них евреи платили налоги в размере 100 до 250 мараведи, а в 24 — от 300 до 500 мар.), но самый факт переселения евреев из больших городов в помещичьи местечки знаменателен. Причиной его было антиеврейское настроение в больших городах, заметное еще с конца 14 в. Когда представители этих городов потребовали в 1462 г. от кортесов новых ограничений для евреев, последние стали переселяться в местности, состоявшие под юрисдикцией грандов. Из более значительных общин, по списку 1474 г., следует, между прочим, указать на Авилу, Сеговию, Сорию, Кацерес, Бадахос, Плаценцию, Замору, Саламанку, Херес, Медина дель-Кампо и Калогорру. Налог, именуемый «servicio», со всех евреев Кастилии достиг 450300 мараведи, т. е. значительно меньшей суммы, чем евр. налоги в 1290 г. В Арагонии евр. население также значительно пошло на убыль. В провинции Каталонии осталась в 1438 г. одна община (в Героне). Старые цветущие общины в Барселоне и Валенсии исчезли, а в других арагонских городах, напр. Барбастро, Калатайюде, Сарагосе, Гуеске, Монсоне, Дароке, евреев осталось немного. Гонения в течение ста лет сделали существование уцелевших их остатков непрочным; изгнание евреев стало вопросом дня. Как бы предчувствуя это, кастильские евреи предложили королю продать им Гибралтар, куда бы они могли переселиться (1473), но получили отказ. Катастрофа приближалась быстро. Решающим моментом было введение инквизиции (см.) в 1480 г. Теперь враги евреев стали утверждать, что борьба с маранами будет безуспешной, пока евреи, их тайные единоверцы и союзники, не покинут совершенно страны. Это был тот же аргумент, который выдвигался при вестготах: тайных евреев фактически нельзя присоединить к христианской религии, пока будут существовать открытые приверженцы иудаизма. Явилось еще новое обстоятельство: наступила последняя борьба с остатком маврского владычества — Гренадским халифатом. Если он будет сломлен, должен наступить конец еврейству в И. Изабелла Кастильская и Фердинанд Католик боялись совместных действий евреев с маврами. Они лживо пообещали евреям Гренады все права, если они будут поддерживать испанцев. Война с маврами, для которой с евреев взимались особые сборы, окончилась счастливо для христиан. «Когда, — говорит Абрабанель, — король завладел царством Гренады… он воскликнул: Как я могу достойным образом возблагодарить Бога, который помог мне в этой победе и покорил этот город? Моей благодарностью будет, если и покорю народ Израиля;.. или его обращу в христианство, или же изгоню из моей страны». 31 марта — по другим сведениям, 30 января или 1 мая — был подписан эдикт об изгнании евреев из Кастилии, Арагонии и Сицилии. Абрабанель поспешил к королевской чете в Гренаду в сопровождении королевского откупщика и главного раввина Кастилии Авраама Сениора, и оба предложили королю Фердинанду 30000 дукатов за отмену эдикта. Король уже готов был уступить, как появился Торквемада с распятием в руках и обратился к королевской чете со следующими словами: «Иуда Искариот продал Христа за 30 серебренников, а вы желаете продать Его за тридцать тысяч! Вот же Он, возьмите и продайте Его!» — положив распятие, он тотчас покинул дворец. Предложение еврейских представителей было отвергнуто. Верно ли это сообщение, сказать трудно. Абрабанель ничего не сообщает об этом событии. Евреям был дан срок до конца июля для ликвидации своих дел; земля они могли продавать, но не за наличный расчет золотом, а только под векселя и другие предметы; движимое имущество они могли взять с собою. Начались приготовления к исходу. Имущество продавалось за бесценок, «прекрасный дом променивался на осла; благоустроенный виноградник — на несколько аршин сукна; большая часть домов осталась вовсе непроданною». В некоторых городах, как в Витории, евреи передали свои кладбища городским магистратам для охраны. Сцены прощания с мертвыми были потрясающи; три дня и три ночи евреи лежали на могилах предков. Многие забрали с собою надгробные плиты или отдали их на хранение маранам. Лишь небольшое число евреев (по Лёбу, однако 50000) приняло крещение (среди них и упомянутый Авраам Сениор). Огромное большинство несчастных остались верны своей религии. В первых числах августа толпы изгнанников двинулись в разные стороны. Мариана в своей истории И. говорит о 800000 изгнанников, Грец, следуя Абрабанелю, о 300000, а в отчете современника, опубликованном недавно Марксом (в Jew. Quart. Rev., XX, 240) и отличающемся большой точностью, говорится о 50 до 53 тыс. семейств, что равняется 200—280 тыс. душ. Значительно меньше число эмигрантов по Лёбу, посвятившему этому вопросу особое исследование (Rev. Et. Juiv., XIV, 162—183; ср., однако, возражение Греца в Gesch. der. Jud., VIII, 465—66); по его данным, эмигрировали в Алжир — 10000 евр.; в Америку — 5000; в Египет — 2000; во Францию и Италию — 12000; в Голландию — 25000; в Марокко — 20000; в Европейскую Турцию — 90000; в разные другие страны — 1000, всего — 165000; крестились — 50000 душ: скончались по дороге 20000; число евреев в И. в 1492 г. — 235000. В этих данных не упомянута Португалия, куда прежде всего направилась большая часть беглецов — по Бернальдесу — 100000, а по Закуто — 120000; но весьма скоро они были изгнаны оттуда (см. Португалия).
Вся Европа удивилась безумному поступку испанских правителей. Все почти европейские владетели и даже парижский парламент порицали шаг Фердинанда, а султан Баязет сказал про него: «Как можно назвать испанского короля Фердинанда умным правителем, его, который разорил свою страну и обогатил нашу!» Действительно, евреи в И. являлись одним из важнейших факторов благосостояния страны. Они владели землями и сами занимались земледелием; вели торговлю внутреннюю и внешнюю (напр. торговали английской шерстью и сукном); они отличались как моряки; играли видную роль в промышленности и ремесленном производстве; в Сарагосе, напр., существовал еврейский цех сапожников, а улицы евр. квартала носили названия по различным ремеслам евреев; их значение в кредитных операциях было первенствующим; как популярны и многочисленны были евр. врачи, видно из того, что вскоре после изгнания многие города оказались без медицинской помощи и были вынуждены обращаться к уличным знахарям. После изгнания евреев во многих городах замерла жизнь. Гранды, увидев упадок своих городов и местечек, теперь спохватились и стали говорить, что они не допустили бы королевского приказа, если бы предугадали столь тяжкие последствия. Это были поздние жалобы. Исп. евреи после разных мытарств, болезней в пути и издевательств со стороны корабельных команд поселились в более гостеприимных странах, где зажили новой жизнью, в то время как И. стала быстрыми шагами приближаться к экономическому и политическому упадку.
Внутренний быт: общинная автономия, нравы и обычаи. — Об устройстве евр. общинной жизни в эпоху вестготов ничего не известно. Под владычеством арабов евреи пользовались широким самоуправлением, благодаря чему процветали такие общины, как Кордова, Лусена, Севилья и др. То же наблюдалось и в христианских государствах до конца 13 в. Большинство евр. общин имело свои уставы, утвержденные королями. Общинная автономия была обусловлена, между прочим, и фискальным моментом — урегулированием податного отношения евреев к государству. Еще при вестготах подати не вносились каждым евреем в отдельности, а целой общиной, которая и распределяла налоги между своими членами. Христианские владетели урегулировали податные отношения евреев на съездах с евр. представителями, в Толедо в 1219 и 1284 гг., в Барселоне в 1273 г. и особенно в Гуете в 1290 года (ср. выше). Общая сумма податей распределялась по общинам, которые сохранили арабское название aljama (см.), а те заботились о распределении по отдельным членам. В более значительных городах заведование общ. делами поручалось советом членов общины (Junta de judios) магистратам, так называем. aljama (см.; ср. Кагал, термин, употреблявшийся для обозначения общинной автономной администрации и самой общины), которые состояли из старшин (adelantados, mukdamin) и известного числа заседателей. Вместе с раввинами, избиравшимися также всей общиной, aljama являлась первой инстанцией в гражданских и уголовных делах между евреями; она была вправе объявлять херемы и налагать штрафы; «священные общины Арагонии, Валенсии, Каталонии, Кастилии и Наварры» пользовались даже, согласно обычаю (por costumbre), правом присуждать доносчиков (malsin) к смерти, но для исполнения приговора требовалось особое разрешение (albala, chotam) короля. Судопроизводство по исковым делам, согласно приписываемым Альфонсу VI (1072—1109) постановлениям в древнейшем кастильском своде законов (Leyes del Estilo, 1, 83, 84, 87, 90, 154), сводилось к следующему: жалоба еврея на еврея разбирается старшинами или раввином; жалобы евреев на своих старшин — раввином, жалобы же на раввина рассматривались королем. Все производство в тяжбах между евреями велось по еврейским законам, даже если тяжба разбиралась христианским судьей (алкальдом); в случае недовольства его решением, дело поступало к королю. Когда был введен институт «раввина королевского двора» (rab de la corte), который был и верховным судьей (juez mayor), и распределителем евр. налогов (официальное название Repartidor), к нему, как к апелляционной инстанции, направлялись дела, не разрешенные в первой инстанции. Тяжбы евреев с неевреями разбирались, согласно своду законов «Siete partidas», местными королевскими судьями. Местные судьи были вправе арестовать и оштрафовать еврея, словом или ударом обидевшего крещеного еврея. Автономный суд издавна вызывал недовольство среди кортесов, еще в 1286 г. настаивавших на его упразднении. Санхо IV пошел навстречу этим желаниям, но, по-видимому, еврейск. суд был тогда упразднен только в Леоне. В Кастилии, благодаря влиятельному Иуде ибн-Вакару, оставалась в полной силе уголовная юрисдикция раввинского суда. В 1351 году кортесы вновь ходатайствовали об уничтожении еврейского суда, но король Педро отказал им в этом (ср. выше). В связи с убийством агентами евр. суда главного сборщика податей Иосифа Пихона (в 1379 г.) евреи были лишены королем Хуаном I права судить по уголовным делам (justicia de sangre). Кортесы в Сории (1380) и Вальядолиде (1385) постановили: «Гражданские дела могут и впредь разбираться еврейском судом, уголовные же — алкальдом города, избираемым евреями и утвержденным королем». Эдикт нетерпимости 1412 г. лишил евреев автономии также в гражданских делах. Начало 15 в. было, вообще, наиболее тяжелым временем для евр. самоуправления. Общественный и духовный строй евр. жизни под влиянием погромов и преследований пришел в упадок. Внешние бедствия вызвали кризис во внутренней жизни. Многие освобождались от налогов на основании специальных королевских привилегий, вследствие чего бремя налогов падало на менее состоятельных, на вдов и сирот. Школы и талмудич. академии опустели. Не было лиц, сведущих в евр. законодательстве; случалось, что не находилось и трех лиц, которые составили бы местную раввинскую коллегию. Невежды захватили пост раввинов. Во многих местах исчезли синагоги, обращенные Феррером и его помощниками в церкви. Нравственность сильно упала. Во время богослужений часто разгорались споры, решавшиеся кулачным боем и ножами. О распущенности нравов свидетельствуют и частые случаи, когда молодые люди, угрозами или при помощи христиан, насильственно надевали девушкам или вдовам венчальные кольца и этим делали их своими женами. Умножились ложные доносчики. Богачи жили в роскоши, масса же бедствовала. Молодое поколение подрастало без воспитания. Моралист Соломон Алами (см.) обличал в своем «Iggeret Musar» падение религиозного учения, вызванное сухим формализмом раввинов, с одной стороны, и вольнодумством философов — с другой. Особенно сильно он нападал на богачей, «надменных представителей общества, которые близко стоят к царям и придворным вельможам. Они строят для себя палаты, запрягают мулов в роскошные колесницы и стараются блистать княжеской пышностью; их жены и дочери наряжаются в драгоценности, как принцессы. Но настал час расплаты; возмездие было неизбежно…». Указывая на заботы христианских грандов о воспитании своей молодежи в благочестивом духе, моралист-обличитель восклицает: «Наши же еврейские богачи презирают религию и предоставляют своим духовным наставникам есть хлеб в нужде и горести». Как только начиная с 1418 г. благодаря Алваро наступила перемена к лучшему во внешнем положении евреев, видные евр. деятели вновь получили доступ ко двору, и наиболее выдающийся из них, Авраам Бенвенисте, решил искоренить язвы общественного организма и строжайшими мерами восстановить прежнюю чистоту нравов, солидарность интересов, авторитет общинных старшин и уважение к учителям Торы. С согласия короля он созвал съезд раввинов и старшин в Вальядолиде, где сначала в королевском дворце, а потом в большой синагоге, под его председательством, велись совещания (закончились в Сиване 1432 г.) о выработке нового общинного устава, который был назван teccana, תצנה, или escama (הסכמה), так как он был составлен с согласия старшин. Написанный частью на евр., частью на испанском языке евр. буквами, устав сохранился в Bibl. Nationale в Париже (евр. рук., № 586) и впервые был издан Кайзерлингом (инициатор устава часто упоминается в нем в качестве Rab de la corte — раввин двора, а так же как Juez mayor и Juzgador). Новый устав, сначала введенный на десять лет, урегулировал выборы общинной администрации; ежегодно избирались судьи (dajanim), ревизоры, казначеи, старшины, шохеты, писаря, общинные служки и пр. Если по наступлении срока в течение 11 дней выборы не состоятся, община должна была в ближайшие 30 дней уведомить об этом раввина двора, который назначал новые выборы. Судьи (обыкновенно 3) разбирают все дела гражданского и уголовного характера между евреями (таким образом евреям была возвращена эта важная прерогатива прежней автономии); впредь евреям запрещено под угрозой денежного штрафа или отлучения обращаться к неевр. судье, за исключением споров по податным расчетам, пошлинам и монетам, по нарушению прав короля, церкви или владетеля данной местности, а также в случаях, если вызываемая трижды евр. судьей сторона не являлась. Особенно строгие наказания вплоть до смертной казни были установлены для доносчиков. Евр. судьи пользовались властью, кроме того, при ложных доносах королю и его совету (если донос касался королевского блага, доносчика следовало хвалить, потому что «мы, евреи, все обязаны заботиться о благе короля и мешать всем, кто задумает нанести ему вред»), в случаях насильственных помолвок, при попытках влиять на судей и других общинных должностных лиц, при захвате общинной должности без согласия общины, в делах о фальсификации кошерного вина и в случаях, когда еврей был в связи со своей христианской прислугой. Другие постановления устава касались улучшения воспитания; для содержания талмуд-тор и прочих общинных учреждений были введены сборы с вина и мяса. Устав запретил роскошь в нарядах, особенно женских. Разложение евр. жизни требовало и оправдывало принятие строгих мер. Были ли последние в состоянии восстановить евр. жизнь, трудно сказать ввиду того, что через 60 лет началось изгнание евреев. Попытки оживить и развить талмудические науки не увенчались полным успехом. — Закон о моногамии не соблюдался в Испании, по-видимому, под влиянием ислама. Случаи двоеженства встречались еще в 14 в., хотя для этого требовалось разрешение короля. Среди исп. евреев было принято устраивать свадьбы во время полнолуния. Свадебная процессия превратилась в турнир с веселой толпой наездников и бойцов на копьях. О близких сношениях с христианами говорит то, что испанские евр. ученые носили рясы (в 1526 г. раввин Илия Мизрахи запретил евр. ученым в Константинополе, которые были выходцами из Испании, носить такое специфически христианское платье). Выше уже было отмечено, что евреи прекрасно владели оружием и участвовали в турнирах. — Под влиянием церкви особенно сильно развился среди исп. евреев обычай отлучать непослушных членов общины от синагоги. Караимы строго преследовались сперва Иудой ибн-Эзрой, а позже Иосифом ибн-Алфахаром. — О воспитании юношества см. Воспитание и Иешиботы.
Источники и литература. — Jacobs, Inquiry into the sources of span.-jewish history, 1893 (на стр. 213—44 дана общая библиография по истории евреев в И.); много материалов, извлеченных из архивов, можно найти в книгах Lindo, History of the jews of Spain and Portugal, Лондон, 1848, и Amador de los Rios, Historia social, politica у religiosa de los judios de España у Portugal, Мадрид, 1875—76; последний труд основан также на многих испанских летописях, часть которых использована Grätz’ом в Gesch. der Juden, V (4-е изд., 1909), VI, VII и VIII (3-е изд.), passim, ср. также евр. перевод Рабиновича; евр. летописи Sefer ha-Kabbalah, Schebet Jehudah, Emek ha-Bacha, Sefer Juchasin; летопись поэта-историка Yckbe, Consolacāo; много данных собрано иезуитом Fidel Fita в Boletin de la Real Academia de la Historia, 1882—97 (ср. список ст. у Schwab’а, Répertoire); idem, Historia Hebraea, 1888; ценные работы Is. Loeb’а (ср. Schwab, Repertoire), ocобенно о числе евреев в И., Rev. Et. Juiv., XIV, 161, и о кастильском общинном уставе 1432 г., ib., XIV, 187; Kayserling и Jacobs, ст. Spain в Jew. Enc. XI, 483—501 (использован богатый материал; недостает плана и правильного освещения событий; вестготский период разработан слишком суммарно); Дубнов, «Всеобщая ист. евр.», II (широкая постановка с краткими, но ценными общими характеристиками главных периодов и отдельных событий и лиц); Cassel, ст. Juden у Ersch-Gruber, Enc., II, 27, стр. 55 и сл., 205 и сл. (несмотря на устарелость в фактическом отношении статья незаменима в общей оценке сущности истории евреев в И.); Scherer, D. Rechtsverhältnisse d. Jud. in d. deutschösterreichisch. Ländern, 19—26, 50—52, 100 и сл., 266—72 (разработан законодательный материал); Caro, Sozial- u. Wirtschaftsgesch. d. Jud., I, 69—83, 463—65 (освещение вестготского периода с экономической точки зрения); Шиппер, «Возникновение капитализма у евр. Западной Евр.», русский перевод, 1910, 60 и passim; Abrahams, Jewish life in the middle ages, 1896, index, s. v. Spain; A. Friedberg, Koroth ha-Jehudim be-Sfarad; J. E., Bloch, D. Juden in Spanien, 1875; Dahn, Könige der Germanen, тт. V и VI; его же статьи о вестготских королях в Allgem. deutsche Biographie; Zeumer, Gesch. der westgot. Gesetzgebung, в Neues Archiv f. ältere deutsche Geschichtskundes XXIII, 2, 1898, 421 и сл.; Graetz, Die westgothische Gesetzgebung in betreff d. Juden, 1858; Görres, König Reccared u. d. Juden, в Ilgenfeld’s Zeitschr. für wiss. Theologie, 40; idem, Das Judenthum im westgot. Spanien von König Sisebut bis Roderich (612—711), ibid., 48, 353—61; M. Kayserling, D. castilianische Gemein destatut, в Jahrb. f. Gesch. d. Jud. u. d. Judent., IV, 1869, 262—334; A. Marx, The expulsion of the jews from Spain, Jew. Quart. Rev., XX, 240 (опубликованы два новых документа об изгнании евр. с введением и примечаниями Маркса). «Repartimiento de Huete» был опубликован с оригинала Амадором де Лос-Риос, в Estudios, II, 531 и сл. и в Historia de los judios, II, 53; список податей 1291 г., в общем повторение списка 1290 г., приведен также у Амадора, Hist., II, 531 и сл.; неправильный список имеется в книге Discorso sobre de estado de los judios en España авторов Asso у del Rio e Manuel у Rodriguez, Мадрид, 1771, 150 и сл., которым следовал Lindo, в History of the jews of Spain and Portugal, 109, где названия городов написаны неверно; Jew. Enc., ст. Spain; Rev. Et. Juiv., XIV, 161 и сл. и Graetz, Gesch., VII, 168.
М. Вишницер.5.
— Духовно-культурная жизнь евреев в Испании. — Среди обстоятельств, способствовавших развитию евр.-испанской культуры, следует отметить гл. образом следующие три момента: 1) вытеснение, особенно на юге, туземного христианского элемента арабским и быстрая арабизация всех сфер культурной жизни страны; 2) постоянный приток свежих умственных сил, как и вообще весьма частые сношения с другими странами еврейско-арабской диаспоры, где семена еврейской образованности были брошены гораздо раньше, и наконец, 3) установившееся со временем взаимоотношение между арабской И., с одной стороны, и оттесненным на север полуострова туземно-христианским элементом, с другой, — взаимоотношение, в котором евреи играли главенствующую роль и благодаря которому сильно расширился их религиозно-философский и общекультурный горизонт. Свое историческое значение исп. еврейство приобрело как раз в тот момент, когда умственное пробуждение, в свое время вызванное среди евреев Багдадского халифата — под влиянием пышно расцветшей там арабской культуры, — клонилось к упадку и перед тем, чтобы окончательно заглохнуть, успело перекочевать из Азии в Европу. «Сами арабы, тогдашние культуртрегеры, перекинули мост между Востоком и Западом, утвердившись на Пиренейском полуострове и создав цветущий Кордовский халифат. По этому пути стала переходить из Вавилонии в И. еврейская национальная гегемония» (Дубнов). Передаточным пунктом при этом на короткое время сделалась Северная Африка со столицею Фатимидской династии — Кайруаном — во главе. Здесь, как в фокусе, сосредоточились все элементы евр. образованности, незадолго пред этим возникшие на почве Азии, — сперва в области естествознания, языковедения и религиозной философии, а затем и на почве талмудической учености.
Особенности исследований в области талмудической письменности. — Семена талмудического знания были брошены в Северной Африке, одновременно с Испанией, двумя из так назыв. «Четырех пленников» — р. Хушиэлем и р. Моисеем бен-Ханох; однако в смысле литературной деятельности талмудисты Кайруана проявились раньше, чем в соседней И. Уже ближайшие ученики р. Хушиэля — сын его, р. Хананель, и р. Ниссим бен-Яков — выступили с серезньми трудами по исследованию обоих Талмудов. Насколько И. в умственном отношении стояла тогда еще позади этого крупного талмудич. центра, видно из того, что Самуил Ганагид неоднократно обращался к р. Ниссиму за разъяснениями особенно трудных вопросов. Ниссим доставлял ему также копии с трудов их современника, Гаи-гаона, с которым он находился в постоянной переписке (ср. יוחםין, издан. Филиповского, стр. 212). Северной Африке, однако, суждено было недолго служить рассадником талмудич. знания для испанских евреев и через последних для всего еврейства диаспоры. Соседняя И. привлекала к себе все лучшие умственные силы; для дальнейшего же развития талмудич. учености среди испанского еврейства решающее значение имели переселение из Марокко в Андалузию (в 1088 г.) известного Исаака Альфаси (см.) и основание им Талмудич. академии в Лусене, откуда впоследствии вышли крупнейшие талмудич. авторитеты. Лусенская академия была, однако, далеко не единственной в арабской И. В Кордове, столице Андалузского халифата, в свое время был основан талмудич. «иешибот», упомянутым Моисеем бен-Ханох, а во главе гренадской школы стоял знаменитый Самуил Ганагид, изучавший Талмуд под руководством сына и преемника последнего, р. Ханоха бен-Моисей. Моисей бен-Ханох и его сын рассматриваются обыкновенно, как первые насадители талмудич. учености на испанской почве, и действительно до них, по словам историка Ибн-Дауда, «евреи И. не были сведущи в словах законоучителей Талмуда»; но, с другой стороны, и сами они ничем себя не проявили и ничего выдающегося после себя не оставили. Можно сказать только одно, что благодаря авторитету Моисея, покровителю его, Хасдаю ибн-Шапруту (см.), удалось сделать И. независимой от представителей вавилонских школ, к которым испанские евреи до того времени обыкновенно обращались за решениями (Sefer ha-Kabbalah Ибн-Дауда; ср. Вейсс, IV, 229 и 276). Первым выдающимся исследователем и даже новатором в области талмудич. науки является Самуил Ганагид. Несмотря на свою зависимость от авторитета вавилонских и северно-африканских ученых, он, однако, скоро выступил, как самостоятельный мыслитель и как творец новой талмудической дисциплины, которую можно обозначить, как методологию или «введение в Талмуд» (מנוא התלמוד). В этом труде Ганагида уже проявились характерные особенности «сефардского» метода изучения талмудич. письменности — в отличие от «ашкеназского» (т. е. немецких и северно-французских евреев). На первом плане стоит у него отыскание принципов и предпосылок исследуемого предмета, стремление внести порядок и систему в хаотический материал Талмуда, а это — характерные особенности испанско-еврейской культуры периода расцвета. Альфаси ознаменовал себя разработкой другой области, именно — систематизации и кодификации чисто правового материала в Талмуде. Не отвлекаясь в сторону других модных в то время областей знания или поэзии, он всецело сосредоточился на исследовании обширной галахич. литературы. Обе эти отрасли талмудич. знания — методология и кодификация — объединились вместе и нашли свое дальнейшее развитие в трудах Маймонида, в лице которого евр.-испанская культура достигла своей кульминационной точки не в одной только талмудической области, но и во многих других отраслях евр., как и общечеловеческой науки. Своим ясным и проницательным умом Маймонид первый настоящим образом осветил местами очень запутанную галаху, сделав из нее действительно научную дисциплину. И хотя кодекс его (из-за слишком рационалистического представления о Боге и бессмертии души) в религиозно-правовой практике был отвергнут, но, как научное пособие для исследования, а также для справок в области галахи, он пользовался огромной популярностью даже среди наиболее ожесточенных противников Маймонида. В его галахических трудах особенно рельефно выразился своеобразный «способ изучения» (דרך הלמוד) Талмуда, столь характерный для классического периода еврейско-испанской культуры. Подходя к какой-нибудь (в особенности новой и мало разработанной) научной области, эти ученые прежде всего старались выяснить себе предпосылки, или «основы» (שרשים, по-араб. אצול), данной научной дисциплины, и лишь когда эта предварительная работа, напр., по отношению к Талмуду, была сделана, они приступали к тому, «чтобы извлекать из него последние выводы и решения, популяризируя их с целью, чтобы народ знал, как жить, согласно предписаниям Торы» (Лифшиц, Zorfatim и Sefardim, Haschiloach, 1905, 436). Методология и кодификационная деятельность шли у них таким образом рука об руку и находились между собою во взаимной связи, как причина и следствие. Это вполне верно было отмечено Лифшицом. Но он не прав в том, что в вопросе об исторических причинах, обусловивших среди исп. еврейства такое своеобразное направление ума (столь непривычное для евреев христианских стран), он не только игнорирует, но прямо отрицает какое то ни было влияние со стороны арабов. Прежде всего, исторически несостоятельно утверждение, будто арабы не обладали никакими систематизаторскими способностями, так что «они не могли передать по наследству то, чего у них самих не было». Все еврейские историки (не говоря уже о христианских), как, напр., Грец, Гюдеман, Бахер и др., неоднократно подчеркивают ту мысль, что евреи, наоборот, очень многим были обязаны своему знакомству с арабской образованностью, через посредство которой в евр. среду проник философский дух древней Греции, научивший арабов правильному методическому мышлению (ср. Güdemann, Erziehungswesen, I, 13—14). При этом следует обратить особенно внимание на то, что главное влияние арабов сказалось не столько в ознакомлении евреев с элементами древнегреческой мудрости (евреи, наоборот, были первыми переводчиками греко-сирийских сочинений на арабский язык), сколько в воздействии на них со стороны выработанной арабами своеобразной теологической системы. Исходя из теократических идеалов мусульманского мира, эта теология в основе своей покоилась на принципах, близких общерелигиозному мировоззрению иудаизма: по идее ислама, как и еврейства, юриспруденция является составной частью религии; и с того момента, как умами арабов овладела заимствованная из Греции философия и они стали серьезно размышлять над основами своей религии, эта руководящая идея ислама положила начало стройной теологической системе, которая распадалась на две основные части: догматику (основы вероучения) и юриспруденцию (законы, нормирующие всю религиозную и правовую жизнь). С этой своеобразной правовой системой ученые арабской диаспоры должны были освоиться и испытать на себе ее влияние, хотя бы с чисто формальной, методологической стороны, так как про них известно, что они хорошо знали ислам. Кодекс Маймонида, как оказывается, имеет много сходных черт с аналогичными трудами арабских законоведов. Как известно, и Маймонид включил философски-догматическую часть в свой религиозно-правовой кодекс, поместив ее в начале книги под особым названием «Книга познания» наподобие арабского «фикха» (ср. Торнау, «Мусульманское право»). И не напрасно многие евр. ученые, особенно неарабских стран, почуяли во всем этом нечто чуждое, взятое извне и, следовательно, опасное для ортодоксального иудаизма. — Переняв сравнительно рано духовную гегемонию от вавилонского еврейства и в короткое время достигнув большого совершенства во всех отраслях знания, «сефарды» выработали особенно яркое сознание своего превосходства над всем остальным еврейством, главным образом, по отношению к так назыв. «царфатим, или ашкеназим». Испанские ученые весьма долго не считались с научною работою в области Талмуда и библейской экзегетики, совершенной евреями Средней Европы. Так, известно, что историк Авраам ибн-Дауд вовсе не упоминает Раши. Давид Кимхи, уроженец И., кроме Раши, не знает никакого северно-французского экзегета. Еще более пренебрежительно относился к неиспанским ученым Маймонид, если судить по его «Посланию к сыну» (которое, впрочем, некоторыми считается подложным; ср. Грец, т. VII, примеч. 11 в конце тома). В этом письме Маймонид предостерегает сына от «большинства сочинений северно-французских ученых и, за исключением экзегетических трудов Авраама ибн-Эзры, советует ему «не предаваться изучению всяких других комментариев, так как это лишняя трата времени» (ср. צונץ תשונות הרמ״נם, лейпц. издание); в конце письма он рекомендует «вести знакомство только с вашими братьями сефардами, так назыв. андалузцами, ибо они обладают разумом и ясной головой, помимо же них остерегайся всех» (там же). Все эти данные весьма характерны для взаимоотношений между представителями двух главных типов средневекового еврейства, свидетельствуя о глубокой пропасти, которая их тогда разделяла. Только возникший в 13 веке «культуркампф» из-за сочинений Маймонида, из которого ортодоксия в конце концов вышла победительницей, способствовал некоторому сближению между «сефардами» и «ашкеназим» (или «царфатим»), так как охранители традиций оказались как среди одних, так и среди других, и ученые разделялись тогда больше по своим взглядам и отношениям к «самобытности», нежели по своему происхождению из той или другой страны.
Успехи в области поэзии, языковедения и еврейского стиля. — Гораздо раньше, чем в области талмудич. юриспруденции, испанское еврейство творчески проявило себя на поприще светского знания, как то: поэзии, грамматики и связанной с нею теории стихосложения. Дунаш бен-Лабрат (родом из Вавилонии) и Менахем бен-Сарук сочиняли стихи и писали грамматические труды. Первый известен тем, что он ввел в еврейский язык арабское стихосложение, которое скоро было принято почти всеми поэтами. Последний обессмертил себя трудом по грамматике, известным под названием מחנרת; последний, будучи написан по-евр., получил быстрое распространение среди ашкеназов, которым не были доступны сочинения других грамматиков, писавших исключительно по-арабски (ср. Вейсс). Факт, что Менахем бен-Сарук и прозу писал на евр., а не на модном в то время арабском языке, объясняется между прочим тем, что он был родом из северной части И. (город Тортоза). Известно, что евреи, жившие в областях, граничивших с христианскими государствами, отличались большею склонностью к евр. языку в сравнении с их единоплеменниками южной части полуострова, равно как других подвластных арабам стран. Необходимость постоянно сталкиваться с евреями, не понимающими по-арабски, заставляла их культивировать евр. язык не для одних только поэтических целей. Так, у них мало-помалу выработался сравнительно развитый научный стиль, во многих отношениях стоящий выше научного языка переводчиков Прованса. Исаак бен-Реубен Албарджелони (род. 1043) и несколько младшие его современники — Иегуда бен-Барзилай и Авраам бар-Хия Албарджелони (все трое из Барселоны) — писали на евр. языке и также переводили некоторые вещи с арабского, почти на целое столетие раньше, чем знаменитые Кимхиды и Тиббониды (см. Албарджелони, Иегуда и Авраам ибн-Эзра). На юге, наоборот, еврейский язык был почти совершенно вытеснен арабским, так что даже и тем, которым трудно было писать по-арабски (как, напр., философу Бахье ибн-Пакуда), поневоле приходилось сочинять свои произведения на этом языке, «так как он единственно доступен вашим современникам» (ср. его предисл. к חונת הלננות). Иуда ибн-Тиббон объясняет, что «народ не был сведущ в священном языке; поэтому большинство их сочинений были написаны по-арабски» (ср. его предисловие к переводу упомянутой книги), а другой евр. ученый, грамматик и лексикограф Соломон Пархон, переселившийся из Северной И. в Италию, так изображал разницу в отношении к священному языку со стороны евреев арабских стран (ארץ ישמעאל) и евреев христианской Европы (אדום): «Я наперед прошу снисхождения со стороны вдумчивого читателя этой книги, если он найдет в ней какие-нибудь ошибки или неясные места. Мои соотечественники не привыкли к евр. языку, так как во всех странах, подвластных арабам, господствует один общий язык (арабский) и все приезжающие из одного места в другое могут легко сговариваться с местными жителями; вот почему они не были вынуждены пользоваться священным языком и приобрести навык в нем. Другое дело — страны Эдома: там языки разнятся друг от друга, и когда кто-нибудь приезжает в другой город, он не может ни с кем сговориться; поэтому они вынуждены часто говорить по-еврейски и вследствие этого лучше усвоили его» (ср. пред. к מחנרת הערוך). Но если евр. язык пользовался меньшим массовым распространением среди испанского еврейства, сравнительно с евреями христианской Европы, то недостаток этот вознаграждался тем, что в И. евр. язык впервые подвергся действительно научной обработке, и те ученые, которые посвящали себя его исследованию, достигли в этом удивительного совершенства. Грамматика, лексикография, а также научная библейская экзегетика, все это дело рук испанского еврейства. Все, что было сделано в этой области евреями других стран диаспоры, — только слабое отражение научных трудов испанцев. Популяризаторами этих областей знания среди евреев христианской Европы опять-таки явились уроженцы И., напр. семья Кимхи, Авраам ибн-Эзра и упомянутый Соломон Пархон. В течение сравнительно короткого времени исп. еврейство выдвинуло таких первоклассных ученых по части евр. языковедения, как Иегуда Хаюдж и Исаак ибн-Джикатилла, или Гикатилла (ученики Meнахема бен-Сарук), Ибн-Джанах и Ибн-Барун. Последние два проявили себя также в области сравнительного языковедения, дисциплины, которая в Европе начала разрабатываться сравнительно недавно. Лингвистические сравнения свои они простирали не только на круг родственных между собою семитических языков (т. е. еврейского, арабского и сирийского), но и на языки совершенно иной филологической конструкции, как берберский, испанский и латинский. Другой испанский ученый, Моисей ибн-Эзра, родом из Гренады, но долго скитавшийся по христианской И., перенес свои историко-сравнительные исследования из области грамматики в более интересную область сравнительной теории словесности. В своем до сих пор еще хранящемся в виде рукописи исследовании по риторике и поэтике «al-Muchadarah» (лишь небольшой отрывок которого был издан проф. П. Коковцевым) Моисей ибн-Эзра касается не только арабской поэзии, но распространяется также о поэзии кастильцев, так что испанские историки и библиографы пользовались им для своих исследований (ср. Steinschneider, Hebr. Uebers., р. 411; Hauser, Grecs et émites, 180). Застой в евр. языке Ибн-Эзра объясняет склонностью евреев к ассимиляции (упрек, до него сделанный Гебиролем своим соотечественникам, ср. Грец). Он правильно отмечает, что вскоре после разрушения первого храма евреи в обиходе своем начали употреблять арамейский язык, а в качестве литературного языка у них развился так назыв. «язык Мишны», который представляет смесь евр. языка с арамейским.
Рационалистическая философия; полемическая литература. — Своеобразное направление мысли испанского еврейства особенно рельефно выразилось в способе разработки философских проблем. Конечным результатом их трудов в этой области было установление рационалистической догматики в еврействе, положившей начало системе иудаизма, как стройного религиозно-философского мировоззрения. И тут, как и в деле методического исследования Талмуда, работа была начата там, где ее оставили неоконченной ученые вавилонских и северно-африканских школ. Впрочем, внешние условия как и непосредственные побуждения для философских изысканий, в И. были несколько иные, чем на Востоке. В Вавилонии — месте зарождения философской мысли еврейства — мыслители еще не могли окончательно освободиться от мистических и вообще иррациональных элементов, которые еврейству свойственны так же, как и всякой другой позитивной религии. Обстановка, среди которой пробудилась здесь философская мысль, была такова, что все труды подобного рода носили явный отпечаток двойственности: с одной стороны, приходилось отражать нападки со стороны караимов, указывавших на антропоморфический характер многих агад, а с другой стороны — ввиду отрицательного отношения караимов к «традиции» вообще — надо было отстаивать все, что имело отношение к этой последней. В этой борьбе за традицию приходилось, таким образом, защищать даже все позднейшие мистические «мидрашим», которые в различные времена появлялись под мантией древней традиционной мудрости, открывшейся праотцам или великим таннаям. Этот дуализм красной нитью проходит через все философские труды Саадии-гаона, Израэли и Дунаша бен-Тамим. И вот, перед мыслителями арабской И. предстала задача очистить философию еврейства от тех последних иррациональных элементов, которые были присущи ей в трудах их предшественников. Задача эта была выполнена ими двумя способами: путем рационалистической экзегетики, с одной стороны, и созданием фикции существования якобы древней «философской традиции» в еврействе — с другой. Что касается рационалистического толкования антропоморфизмов в Библии и талмудической агаде, то этот способ не был совсем новым: он был заимствован у философов предыдущих поколений и лишь доведен испанцами до большей принципиальности и последовательности. Выставить же фикцию, будто философские учения издревле культивировались в еврействе и будто даже языческие мыслители древности заимствовали свое учение у носителей израильского Откровения, стало потому возможно, что опасность со стороны караимов значительно ослабела в И., так что не было опасения, что в их среде снова разразится борьба по вопросу об «истинной и ложной традиции». Опасность с этой стороны угрожала тем меньше, что и сами караимы тогда дали себя увлечь общей философской волной и философская мысль ценилась у них не менее, чем у евреев и мусульман. Ввиду такого положения нетрудно понять, каким образом, представителям религиозно-философской мысли в И. удалось философию провозгласить таким же источником непреложной истины, каким по традиции является одно только божественное Откровение (письменное и устное), и, идя дальше по этому пути, подобно Маймониду, объявить, что «в тех случаях, где истина очевидна и смысл ясен, нечего разбирать, автор из пророков ли или из язычников» (ср. Jad ha-Chasakah, הלכות צדוש החודש, конец 17 гл.). Руководящей идеей при этом служило то, что истина хороша, кем бы она ни была высказана. Для предупреждения же нападок со стороны охранителей традиции, Маймонид выставил положение, что «все эти науки, существовавшие в нашем народе, со временем были утеряны вследствие господства невежественных наций над нами»… «И лишь наши единомышленники андалузцы продолжили учение истинных философов» (ср. Moreh Nebuchim, I, cap. 71). Справившись с караимством, религиозно-философские мыслители имели пред собою в общем вполне расчищенное поле. Еврейство на время могло оставить свое старое положение вечно обороняющейся от чужих нападок религиозной группы и со своей стороны перейти на более смелый путь наступательных действий. Положение вещей в тогдашней И. как нельзя более этому благоприятствовало. С одной стороны, большие успехи в области общекультурного развития, сопровождаемые усилением собственного национально-духовного самосознания, а с другой — сравнительно свободная атмосфера, обусловленная тем, что на юге утвердилось господство мусульман и гордыня католического клерикализма вследствие этого была сильно поколеблена. Все это, вместе взятое, как и постоянные сношения евреев с представителями двух различных по своему внутреннему характеру культур, значительно расширило их религиозно-философский кругозор и неустанно будило их собственную философскую мысль. Сталкиваясь на каждом шагу с исповедующими ислам и христианство, испанские евреи должны были сводить свои счеты с этими двумя историческими религиями, вышедшими из недр иудаизма; им нужно было выяснить себе те пункты, которые отделяли их собственную веру от чужой. В этом процессе отграничения предшествующая работа философской мысли сыграла важную роль. Философия научила евреев отрицать за Богом всякие положительные атрибуты и удалять хотя бы слабый намек на антропоморфизм из обыденного представления о Божестве; в вопросе же о состоянии души после смерти изгонялось всякое чувственное понимание ожидающего душу после смерти блаженства. И вот, с этими двумя критериями «истинной религии», которая у них отождествлялась с еврейством, испанские мыслители подходили к сравнительной оценке всех трех монотеистических религий. Иегуда Галеви, Авраам ибн-Дауд и Маймонид — знаменуют прямую восходящую линию в принципиальном выяснении этого важного религиозно-философского и сравнительно-исторического вопроса. Особенно Маймонид поднял этот вопрос на действительно философскую высоту. Он не упустил случая, чтобы даже в своем «Кодексе», предназначенном для нормирования религиозно-практической жизни, не коснуться грубых представлений мусульман о загробной жизни в раю (ср. הלכות תשוכה); с другой стороны, он там же установил сущность мессианской веры по учению еврейства в отличие от христианского представления о Мессии, что ему также дало точку опоры для своих доводов против мессианичности Иисуса (ср. הלכות מלכים). На этой основе впоследствии возникла обширная апологетическая и полемическая литература, творцы которой большею частью были испанские евреи или же выходцы из И. (напр. Нахманид, Соломон Адрет; см. Диспуты, Апологетика, Полемическая литература).
Умственные течения послемаймонидовского периода. — В лице Маймонида философский рационализм классического периода евр.-испанской культуры достиг своего апогея. И., действительно, с этой недосягаемой высоты, до которой евр. философская мысль не добиралась ни в один из предыдущих периодов своей духовной истории, некуда было идти дальше. Оставалось только или безвкусное толкование Библии, как абстрактной системы аллегорий и иносказаний, в которых якобы скрыты глубочайшие мысли перипатетической философии, или же — движение назад к ортодоксальному пониманию евр. традиции. И оба эти умственные течения, первоначально с одинаковою силою, но далеко не с равными шансами на успех, выступили вскоре после смерти великого учителя (в 1204 г.), наложив неизгладимую печать на все следующее столетие — век борьбы маймонистов с так назыв. антимаймонистами. Такой оборот дела был прочно обоснован и обусловлен всей внутренней сущностью маймонидовой системы еврейства. Стремясь примирить приверженцев традиции и людей свободной критической мысли, система эта, в сущности, не удовлетворяла ни тех, ни других. Люди, склонные к философии, зашли гораздо дальше границ, установленных самим творцом того учения, не только в теории, но нередко также на практике, — и потому они с радостью должны были ухватиться за аллегорический метод толкования Библии, чтобы посредством него растворить остаток иррационального в религии, допущенный самим Маймонидом, — в явном противоречии с общими предпосылками его учения. Еще менее дуализм маймонидовского миросозерцания мог удовлетворить строгих приверженцев традиции и вообще глубоко религиозных людей. Мысль вроде той, что все заповеди Торы имеют чисто рациональную или даже преимущественно социально-утилитарную основу (см. Маймонид и Ибн-Дауд), или же признание загробной жизни, «лишенной всяких телесных наслаждений и после которой не может быть смерти, так как в этом состоянии нет тела» (ср. מאמר תחית המתים), вряд ли могли успокоить кого-нибудь из тех, кто в религии искал прежде всего утешения и живого общения с Божеством. Понятно, что подобные взгляды, как бы они ни были глубоки с точки зрения философской, не только не могли удовлетворять людей веры, но, наоборот, должны были вызывать в них сильный протест. Невольно они сомневались в ортодоксальности их автора. И борьба эта загорелась не на жизнь, а на смерть. За исключением вышеупомянутых эпигонов философского рационализма — большею частью ближайших учеников и последователей Маймонида, — весь этот культурный период прежде всего характеризуется борьбой — часто слепой и ожесточенной — за укрепление устоев традиции. Победителями из этой упорной борьбы вышли, по крайней мере, на ближайшие четыре столетия, защитники традиции против свободной мысли. Сам Маймонид был скоро обезврежен тем, что его «Кодекс» стал основой для тосафистского метода, употреблявшегося при изучении Талмуда, метода, самым решительным противником которого Маймонид был всю свою жизнь и для устранения которого он и составил свой капитальный труд. Послемаймонидовский период ознаменовался еще тем, что именно тогда возникло и развилось необычайное до того времени мистическое течение, которое с тех пор стало известно под названием Каббалы (см.). Оно выступило с фикцией, что преподносимое им учение является старой традиционной мудростью духовных вождей древности — праотцов, пророков и наиболее выдающихся таннаев. Это как нельзя более удачно было психологически придумано ввиду брожения мысли, характеризующего 13 в. Авторами каббалы руководило правильное чутье: точно так же, как в свое время представителями рационалистического направления была придумана фикция о существовании исконной философской традиции в еврействе, дабы придать ей значение в глазах консервативно настроенного большинства (см. выше), так и теперь в целях борьбы с философским свободомыслием была пущена в ход значительно подновленная каббалистическая традиция. Словом «каббала» до тех пор обозначалась традиционная цепь «Устного учения». Для доказательства непрерывности этой цепи — против оспариваний со стороны караимов еще в 12 в. был написан Ибн-Даудом (см.) исторический труд под названием ספר הצנלה, т. е. «Книга предания». Теперь же для борьбы с философским свободомыслием, прибегавшим, со своей стороны, к ссылке на вековую традиционную освященность философии в самом еврействе (ср. характерные в этом отношении взгляды Ибн-Фалакеры) — искренние религиозные натуры, в свою очередь, прибегли к этому же старому псевдографическому способу, создав, таким образом, новое мистико-традиционное течение под якобы старым покровом «каббалы». — Ареной возникновения трех главных умственных течений послемаймонидовской эпохи — крайнего рационализма, насаждения тосафистского метода и обновленного мистицизма — помимо Прованса, была Северная Испания (Барселона, Сарогоса, Герона, Сеговия и Авила). Главным представителем философского рационализма в то время был Шемтоб ибн-Фалакера, а последние два течения нашли своего наиболее выдающегося выразителя в лице ученого раввина Моисея бен-Нахман, или Нахманида (см.). Поворот в направлении мысли испанского еврейства, помимо многих других причин, самым тесным образом связан с перемещением центра духовно-культурной жизни еврейства из Андалузии (арабской Испании) в те области Пиренейского полуострова, в которых христианский элемент все время сохранял свое господство или же, будучи временно оттеснен арабами, скоро снова отвоевал потерянные позиции. В этих областях условия и облик культурной жизни еврейства, в общем, были сходны с духовно-культурными условиями стран, которые приведенный выше Саломон Пархон охарактеризовал словом «Эдом» — в отличие от стран арабской культуры. Действительно, имевшиеся им в виду Италия и Прованс в еврейском отношении принадлежали к тому же самому культурному типу, что и Каталония, Арагония и Леон. Здесь арабский язык никогда не был в состоянии вытеснить еврейский в качестве орудия научного выражения мыслей, и Аристотелю не удалось занять место тех мистико-философских книг, которые в еврействе почитались издревле. Евр. учеными этой части И. была сохранена несравненно большая самобытность, чем на юге, где господствовала арабская культура. Главный город и выдающийся духовный центр этих областей, Барселона, еще на пороге 11 и 12 вв. выдвинула целый ряд евр. авторов, произведения которых, по общему типу своему, очень напоминают продукты мысли 13 в. Исаак б.-Реубен Албарджелони обрабатывал галахические темы далеко не в духе галахических авторитетов Андалузии того же культурного периода. Авраам бар-Хия проявлял большую склонность к мистицизму и даже написал специальное исследование, в котором он, шествуя по стопам Саадии-гаона, вычислял время «наступления конца» (ср. מגלת המגילה). Наконец, известный Иегуда бен-Барзилай Албарджелони соединял в своем лице крупного галахиста и ярого приверженца мистической традиции, собрав в комментарии к «книге Творения» (פירוש ספר יצירה) взгляды самых выдающихся мыслителей-мистиков предыдущих поколений и не раз сам выступая в этом своем труде защитником «древней мудрости, переданной нам через посредство Духа Святого» (חכמה מצונלת מרוח הצודש). Северо-восточная И. явилась главным рассадником вышеназванного традиционно-мистического течения каббалы. Испанскую каббалу — в отличие от пиетистской мистики ашкеназов — с полным основанием можно охарактеризовать, как «философскую каббалу». Не того или другого автора, как это делает Ландауэр и с незначительными видоизменениями вслед за ним Грец (ср. конец 12-го примеч. к VIII т. его «Истории»), а всех вообще сефардских каббалистов приходится обозначить, как представителей философского течения в «каббале». Это связано с упомянутым выше полемико-тенденциозным ее характером. Борьба с вольнодумной философией и рационалистическим обоснованием еврейства стояла у этих каббалистов на первом плане. В этом отношении «ортодоксальный» Нахманид сходился с «философским» по преимуществу Ибн-Латифом (см.), фантазирующий Авраам Абулафия (см.) — с весьма расчетливым Моисеем де Леон из Авилы. У всех этих авторов в одинаковой степени можно проследить общее всем им воинственное настроение и страстное желание свергнуть рационализм с его пьедестала. Начиная с экзегетических трудов Нахманида и кончая венцом всего этого мистического направления — Зогаром, везде аллегорическому методу толкования философов строго противопоставляется нередко причудливая мистическая аллегористика; везде чувствуется борьба, столкновение двух миросозерцаний или, по крайней мере, двух душевных настроений. Всюду же, где один метод противополагается другому, где люди более или менее сознательно борются друг с другом духовным оружием, во всех таких случаях предполагается «философия», т. е. такое направление ума, при котором рефлексия играет более или менее значительную роль. Характерная черта испанско-еврейских ученых — сознательность — остается, таким образом, характерной для них даже в той духовной области, которая прежде всего была призвана бороться с чрезмерной сознательностью и с чересчур крайним рационализмом андалузских философов и их позднейших приверженцев. Первые десятилетия, непосредственно следовавшие за смертью Маймонида, ничем оригинальным еще не ознаменовались: то был по преимуществу период борьбы и анафем («херемов»), а в литературном отношении — памфлетов, с одной, и «защитительных посланий» (אגרות ההתנצלות), с другой стороны. Но в борьбе этой постепенно подготовлялись настроения и те духовные предпосылки, результатом которых впоследствии явились обозначенные выше течения. — Настоящее творчество началось только около середины 13 в. В деле насаждения тосафистского метода на испанской почве особенно проявился барселонский раввин Соломон Адрет (см.), продолжавший работать дальше в том направлении, которое было предначертано до него Нахманидом, одним из его учителей. Однако Адрет отличался от Нахманида тем, что, при всей своей явной симпатии к каббале, продолжал пребывать на старой точке зрения, что мистика должна оставаться чисто эзотерическим учением, между тем как Нахманид в своем комментарии к Библии выступил уже одним из первых пропагандистов и литературных выразителей каббалистической мудрости. Во время Адрета вторично разгорелась борьба из-за философии Маймонида, ярым защитником которой явился Иедаия Бедерси, автор знаменитого «Защитительного письма» к барселонскому раввину. Дальнейший и окончательный шаг в деле утверждения царфатско-ашкеназского метода и обеспечения за ним неограниченного господства в течение всех следующих поколений означает переселение из Германии в Толедо известного талмудического авторитета Ашера бен-Иехиель («Рош») и назначение его на пост верховного кастильского раввина (в 1305 г.). В этом событии как бы символизируется акт теснейшего соединения сефардского духа с апикеназским, и судьба дальнейшей кодификационной работы была предрешена навеки. Уже сын и ученик Роша, р. Яков бен-Ашер, ознаменовал себя составлением первого кодификационного труда нового типа — פורים, легшего в основу Шулхан-Аруха Иосифа Каро, потомка сефардских евреев, вследствие изгнания переселившихся на Восток. Каббала и новый метод талмудизма сразу создали такие условия, при которых сефарды и ашкеназы могли работать совместно, создавая тот тип иудаизма, который стал характерен для всего еврейства последующих поколений. Указанные два течения перебросили мост между этими двумя главными частями евр. народа в диаспоре. Культурная рознь благодаря общей почве для дальнейшего развития еврейства совершенно исчезла, и если, несмотря на это, по временам все-таки проявлялись известного рода антагонизм и даже антипатия, то это следует отнести на счет различия в культурных условиях жизни и вообще децентрализующих влияний диаспоры, перед которыми порой оказывается бессильным сознание племенного и религиозного единства. Из других областей духовной культуры следует отметить еще поэзию, которая в ту эпоху нашла наиболее выдающегося представителя в лице Иуды Алхаризи. По своему поэтическому дарованию Алхаризи далеко уступает боговдохновенным певцам периода расцвета, как Гебироль, Галеви и Авраам ибн-Эзра. Но стихотворения его очень звучны и отличаются эпиграмматичностью; кроме того, они интересны еще в культурно-историческом отношении, потому что в них встречаются очень меткие характеристики многих ученых, поэтов и общественных деятелей, как предшествующего периода, так и лиц современной ему эпохи. Но именно эта черта поэзии Алхаризи, как и отмеченный выше эпигонный характер философии того времени, больше всего свидетельствует об упадке истинного творчества, место которого заняли рефлексия и рассуждения, которым меньше всего место в поэзии. Из других родов поэтического творчества выдвинулись тогда (что опять-таки весьма характерно для духа времени) дидактическая поэма и философский роман, главными представителями которых явились Ибн-Фалакера и Авраам ибн-Хасдай (см.). — Последний выдающийся философ, живший и писавший еще на испанской почве, был Хасдай Крескас (14 в.). Но учение его, не относясь к области собственной каббалы, однако уже сильно пропитано элементами мистицизма нового типа, все настойчивее пробивавшегося тогда в жизни и литературе. Перед Крескасом стояла задача — уже не примирения евр. традиции с греческою мудростью, как в предшествующий период евр.-испанской мысли, а между философией классического периода и успевшей уже получить санкцию традиционной мудрости каббалой. Каббалистическое учение вполне овладело к тому времени умом и сердцем большей части еврейства, и рационализм надолго был изгнан из сферы мысли, как оружие, не пригодное в борьбе за дальнейшее духовно-культурное существование.
— Ср.: Авраам ибн-Дауд, ספר הצנלה (изд. Neubauer’а); Закуто, יוחםון (издание Филип.); Güdemann, Das jüd. Unterrichtswesen während der spanisch-arabischen Periode; idem, Geschichte des Erziehungswesens und Kultur, I, II; Грец, «История евреев», тт. VI—VIII; Вейс, דור דור ודורשיו, IV и V; Hauser, Grecs et sémites; Фридберг, צורות היהודים נספרד; Э. Лифшиц, צרפתים וספרדים (Haschiloach, 1905); Neumark, Geschichte der jüd. Philosophie des Mittelalters; Steinschneider, Hebr. Uebersetzungen d. Mittelalters; idem, Polemische und apolog. Literatur.
А. Гурлянд.5.
Испанско-португальские изгнанники. — Изгнание евреев из Испании (1492) и Португалии (1497) является по своему размеру исключительным событием в ист. евреев в диаспоре. В таком большом количестве евреи никогда не подвергались изгнанию. Испанско-португальское еврейство составляло резко очерченную культурную группу с особым языком. Целая полоса культурной жизни была вырвана из ее почвы, частью уничтожена, частью перенесена на другую почву. За пределами Пиренейского полуострова возникла область испанской культуры и особая форма еврейской жизни, которая на чужбине, в иной атмосфере, представляла поражающее явление. В христианском мире этих своеобразных поселенцев называли португальцами, так как они появились на Западе в качестве португальских врачей и купцов. Евреи же называли их сефардами, как они сами себя именовали. На Востоке их звали франками, потому что там они в восточной среде были западным (франкским) элементом. Надо принять во внимание, что в данном случае имеются в виду не только эмигранты 1492 и 1497 гг. и их потомство, но также очень многие мараны (см.). В Португалии изгнанники должны были оставить детей моложе 14 лет, которых крестили насильно, и потому родители приняли для виду христианство. В силу этого еврейство сохранилось в Португалии гораздо дольше, чем в И.; строгие меры правительства против маранов должны были еще больше укрепить их в еврействе (Spinoza, Tractatus theologie о politicus, III). Это обстоятельство имело также влияние на позднейшее переселение сефардов в разные страны. Испанско-португальские евреи, эмигрировавшие в 1492 и 1497 гг., направились в страны, где находилось евр. население (Италия, Восток); тайные же евреи, постепенно бежавшие с Пиренейского полуострова, в большинстве случаев основались там, где не было евреев (Южная Франция, Голландия, Гамбург). Они поселились в качестве португальских купцов и лишь постепенно перешли открыто в еврейство и стали устраивать на Западе большие евр. общины, которые установили, конечно, тесную связь с другими сефардскими общинами в Италии и на Востоке, так как они представляли одно целое в отношении синагогального культа, духовно-нравственной культуры и, по большей части, также языка. Число исп.-португ. евреев в новых общинах не установлено. Количество эмигрантов в 1492 и 1497 гг. определяется от 300000 до 500000. К ним присоединились многие мараны, бежавшие до середины 17 в. (отдельные лица еще позже) из Испании и Португалии. Изгнанники 1492 и 1497 гг. искали убежища в странах Сев.-африканского побережья, в Сирии и Палестине, в Европейской Турции, в Южной Венгрии и в Италии. Найти новую родину было трудно, и в христианских государствах они часто подвергались новым опасностям, особливо в папских владениях в Италии. Зато они нашли радушный прием в Османской империи, в азиатских и европейских владениях турок. Султаны Баязет, Селим I и Сулейман I не только разрешили иммиграцию евреев, но и старались всеми средствами привлекать их к себе. Евреи получили полную религиозную свободу, могли организовать свои общины, а некоторые заняли даже государственные должности. Благоприятные политические и экономические условия привели к тому, что сефарды — на Востоке по большей части выходцы из Испании — вскоре приступили к упорядочению культа и школьного дела. При этом образовались сперва известные «земляческие общины». Выходцы одной испанской или португальской области (или города) образовывали особую общину, центрами которой были синагога и школа. В больших городах со значительным евр. населением, напр. Константинополе, Салониках, Валона и т. д., возникли арагонские, каталонские, кастильские лиссабонские и др. общины. Хотя у всех господствовал сефардский синагогальный культ, все же отдельные общины различались особенностями литургии (ср. Luzzato, Mebo, истор. и критическое введение к Махзору, 1856, и Ben-Jakob, Ozar ha-Sefarim, 314—16). В большинстве городов Востока, где впоследствии возникали сефардские общины, раньше существовали большие общины с немецк., греческ. или итальянск. ритуалом; исп.-порт. переселенцы поглотили их почти без остатка. Это потребовало усиленной борьбы. Сперва сефарды потребовали, чтобы им было разрешено образовать свои общины, так как они отличаются от оседлых евреев ритуалом и языком, но позже в их состав вошли старые местные общины, стоявшие культурно ниже их. Кроме этой борьбы происходили еще столкновения в самой среде различных сефардских общин. В этих больших и богатых общинах сефарды старались ввести прочную организацию и администрацию. В то время это были наилучше управляемые общины во всем еврействе. Они имели строгий устав, предоставлявший общинным органам широкие полномочия. Во главе общин стоял раввинат (хахамы) для религиозно-духовных дел; администрация и контроль над раввинатом находились в руках выборных парнесов (представителей) и членов общинного управления, т. наз. Maamad. В их школах преподавали по лучшим методам, чем в других евр. и даже нееврейских училищах. — Для части еврейского народа эмиграция исп.-португ. евреев имела такое же значение, как завоевание Константинополя османами: высшая сефардская культура тогда была перенесена в другие страны. Правда, вскоре она утратила свое значение вследствие ряда неблагоприятных обстоятельств. Уже в начале 16 в. существовали значительные сефардские общины в Константинополе, Салониках, Валоне, или Авлоне (в Албании), Монастыре, Кастории, Софии, Белграде, Сераеве и др. В Малой Азии особенно выдвинулась община в Смирне. Сефарды поселились также в Фессалии и на островах Корфу и Родосе, постепенно вытесняя оттуда греческие и итальянские элементы; в Палестине они устроили общины в Иерусалиме, Сафеде и Тивериаде; в старых общинах, напр. Дамаске и Алеппо, они вскоре составили преобладающий элемент. В Египте, Марокко, Тунисе, Триполисе и Алжире возникли большие сефардские поселения. Туда еще бежали евреи из И. после событий 1391 г. В течение столетий среди евреев в Африке господствовал исп. язык, пока он не был вытеснен арабским. — С распространением турецкого владычества сефард. евреи переселились в Южную Венгрию (Темешвар, Землин и т. д.), в Офен (Буда) и Пешт и даже в Вену, где богатые купцы благодаря покровительству всемирной Турецкой державы пользовались широкими привилегиями. Позже возникли сефардские общины на Западе, в голландских штатах (преимущественно в Амстердаме) и в Бельгии. Из амстердамских выходцев образовалась община в Лондоне. Из этих же элементов составились богатые общины в Гамбурге, Альтоне, Глюкштадте и другие евр. поселения на берегу Северного моря. В Италии общины образовались еще из первых эмигрантов (в 1492 и 1497 гг.), но здесь сефарды должны были подчиниться итальянскому еврейству, стоявшему с ними на равной ступени культурного развития, и хотя сефардский ритуал упрочился в итал. синагогах, в прочих отношениях сефарды оставили по себе лишь слабые следы. В других странах они или вовсе не находили евреев, или подчиняли себе греческие, немецкие и славянские общины (см. выше). Между сефардскими общинами на Востоке и на Западе было существенное различие в том личном составе, из которого они постепенно развились. Этот момент играл до новейшего времени значительную роль и представляет лучшие объяснения своеобразных явлений в истории исп.-португ. евреев в изгнании. Основной элемент общин на Востоке составился из евреев, эмигрировавших с Пиренейского полуострова в 1492 и 1497 гг. или еще раньше (1391). Они принесли с собою евр. традиции, которые они старались дальше развивать на своей новой родине. Общины же Запада образовались из маранов и их потомков. Нужно удивляться силе религиозного убеждения, которое связывало с еврейством потомков маранов в течение более столетия при величайших опасностях; но все же эти мнимые христиане усвоили много католических воззрений и обычаев. По иронии истории, люди, бежавшие от костров инквизиции, ввели в своих же общинах своего рода инквизицию и строго наказывали всякое отступление в религиозной жизни и даже в религиозном мышлении. Примером подобной нетерпимости служит судьба Акосты (см.) и Спинозы. Однако подобные преследования не должны быть всецело приписаны фанатизму: во многих случаях религия служила лишь предлогом, в виду же имелось смирить непокорные элементы общины и подавить протест против общинной администрации. Обычным, надежным, но жестоким средством был херем (акт отлучения), применявшийся весьма часто, именно, большей частью общинами, основателями которых являлись мнимые христиане. В общинах, где как будто строжайшим образом следили за религиозной, нравственной жизнью, господствовала особенная распущенность. В той сефардск. общине, где были отлучены Акоста вследствие того, что он не вел набожной жизни, и Спиноза по причине своей ужасной ереси, проповеди раввина Исаака Уззиеля, призывавшие к нравственно-религиозной жизни, успеха не имели и Уззиель должен был покинуть общину.
Между сефардскими и остальными (ашкеназскими) евреями существовало в первые столетия их совместного проживания, вплоть до нашего времени, известное отчуждение, доходившее со стороны первых иногда до отвращения. Сефарды отличались от ашкеназов различием религиозных обрядов, литургиею, произношением евр. языка и многими обычаями обыденной жизни. К этому присоединялось различие в разговорном языке, которое, впрочем, с течением времени потеряло значение. Сефарды были сначала богатыми купцами или врачами и занимали более высокое положение в общественной жизни, чем ашкеназы. Сефарды стояли выше в смысле образования; они выступали смелее и самостоятельнее, чем немецко-польские евреи, подавленные бедностью и политическим гнетом. В то время как на Востоке не было других общин, кроме сефардских, в голландских, бельгийских и немецких городах на Северном море, а также в Лондоне постепенно возникли ашкеназские общины немецко-польских евреев, начавших соперничать с сефард. общинами. В Палестине также усилился прилив ашкеназ. евреев. Это нередко создавало между общинами натянутые отношения. Сефард. общины на Западе и в Палестине теряли все больше значения, а потом отчасти исчезли (см. Гамбург). Амстердамская сефардская община в 17 в., гордыня еврейства, отступила перед ашкеназской; то же случилось и в Лондоне. Во Франции могли сохраниться лишь остатки сефардск. общин. В Венгрии сефарды стали вытесняться с тех пор, как был положен конец владычеству турок. Здесь живут еще небольшие группы сефардов в Будапеште, Землине, Панчове и Темешваре, но нигде они не образуют официальной общины. Лишь в Вене (см.) сохранилась довольно большая сефардск. община. В Сераеве усиливается ашкеназ. элемент со времени австрийской оккупации (1878). В Румынии лишь одна община, в Бухаресте, пользуется значением. В Сербии существует с 1894 г. ашкеназ. община на равном положении с сефардской; кроме Белграда сефарды имеют небольшие общины в Нише, Пироте, Шабаце, Пожареваце и др. В Болгарии ашкеназ. элемент постепенно усиливается. Вообще на Балканах, заметно обратное отвоевание общин ашкеназ. евреями. Только под турецким владычеством сефарды, по-видимому, удерживаются успешнее, хотя в Палестине, вследствие разных обстоятельств последних лет, влияние немецко-польских евреев увеличилось соответственно их численному росту.
Среди изгнанников из Испании и Португалии было несколько семейств, отличавшихся светским образованием и евр. ученостью, это — цвет испанского еврейства. Особенно выдвинулись Абрабанели (см.), отдельных представителей которых можно найти в Неаполе, Падуе, Салониках, Валоне, Белграде и т. д., и семейства Ибн-Яхья (см.), Бенвенисте, Нахмиас, Пардо, Шалал, Закуто, Ибн-Верга (см.), Гамон (см.), Ускве (см.) и др. К эмигрантам, оставившим Пиренейский полуостров в молодости, и к их потомкам в первом поколении принадлежали такие известные ученые, как Иосиф Каро (см.), Яков и Леви ибн-Хабибы (см.), Яков Бераб (см.), каббалисты Иегуда Хайят, Меир Габбай и Моисей Кордоверо, Авраам Акриш, Иосиф Ябец (приписавший все горе евреев занятиям философией), Моисей Алашкар (см.), Моисей Алмоснино (см.) и др. Большое значение для развития исп.-португ. еврейства имел постоянный прилив маранов, среди которых было много выдающихся личностей. Особенно известны врач Аматус Лузитанус (см.), каббалист и фантаст Соломон Молхо (см.), знаменитая семья Мендес (донна Грация Мендесия и ее племянник, Иосиф Наси, герцог Наксоса), Манассе бен-Израиль, увезенный из Лиссабона, когда еще был ребенком, и Акоста. Семья Спиноза (d’Espinoza), прибывшая из Нанта в Амстердам, жила, по-видимому, в Южной Франции под видом христиан. Следует назвать еще Авраама или Алфонсо де Геррера, поэта Павла де Пина, Якова Тирадо, поэта Якова Израиля Бельмонте и др. Среди деятелей гамбургской общины прославились врач Родриго де Кастро и банкир Диего Тейксера де Маттос. Из ученых на поприще каббалы, Талмуда и других областей евр. письменности в течение первых двух столетий после изгнания известны каббалист Исаак Лурия, или Ари, который хотя и носил имя Aschkenasi, но по языку и воспитанию принадлежал к сефардам, талмудисты Соломон и Иосиф Тайтацак, грамматик Авраам де Бальнес, раввины Иом-Тоб Цаглон и Авраам Мутал, Бецалел Ашкенази, поэт Израиль Нагара, каббалист Илия де Видас (см.), историк Давид Конфорте, поэтесса Сарра Копия Суллам, врач и филолог Вениамин Мусафия, философ Давид Нето, полигистор Гедалья ибн-Яхья (см.) и многие другие. Сефардский метод изучения Талмуда и гомилетики отличается большой своеобразностью. Как общие науки и библейская экзегетика, в каковых областях они особенно отличались прежде, так и изучение Талмуда пришло среди сефардов со временем в упадок. О глубине исследования в позднейшее время не может быть речи; методический способ разработки талмудических проблем, отличавший когда-то испанских талмудистов (см. Духовная культура евреев в И.), впоследствии был совершенно забыт. Толкование Библии превратилось в мелочную критику слов и каббалистическую игру. Проповеди, которым, правда, придавалось большое значение, представляли хаотическую смесь с виду философских положений, игры слов и каббалистич. формул, библейских цитат, агадических изречений и ритуальных постановлений. Евр. стиль отличался своеобразною игрою слов и остроумными намеками. Это называлось «тонким стилем» (דרך צחות). — Поныне сефарды и ашкеназы, несмотря на нивелировку современной жизни, различаются своими правами. Сефарды, в общем, более консервативны в общественной жизни, но легче эволюционируют в частной. В синагогах они почти ничего не изменили в старых формах богослужения, причем строго следят за внешним приличием. В обыденной жизни они в сравнительно короткий срок отбросили все религиозные обряды. Это случилось на протяжении одного поколения. Заметна наклонность к праздной жизни и легкомысленному отношению к добру и злу. Все новое нашло у них признание. Большое влияние оказал на их культурное развитие на Востоке Alliance Israelite Universelle благодаря своим училищам. Вследствие этого за последние 40 лет произошла большая перемена в духовно-культурной и социальной жизни сефардов. Они быстрее примкнули к европейской культуре, чем русско-польские евреи. Своеобразным является также уклад их семейной жизни, сохранивший многое от прежней патриархальности. Но и этот быт постепенно исчезает, особенно на Балканском полуострове, где связь сефардов с западно-европейской культурой более тесна. В новейшее время из среды сефардов известны библиограф Азулаи (см.), ориенталист Иосиф Галеви (см.), замечательный знаток романских языков Адольф Мусафия (крещен) и др. В торговле сефарды занимают видное положение в странах Оттоманской империи; напротив, в Балканских государствах значение их падает. Мы встречаем среди них много ремесленников. В общинах часто происходят ожесточенные распри, старое зло, столь распространенное среди их предков в последние века до изгнания из И. Их родным языком является на Востоке все еще испан.-еврейский идиом, который они в ежедневном употреблении называют «Judaismo», а в религиозных сочинениях — «Ladino»; в лингвистическом отношении есть маленькая разница между «Judaismo» и «Ladino» (см.). Однако в Балканских государствах это наречие постепенно вытесняется местными национальными языками, в Азии отчасти арабским. В народной массе распространены многие испанские народные песни светского и религиозного характера, которые, к сожалению, не собраны. Вообще многое еще соединяет исп.-порт. еврейство с его старой родиной. На испанском идиоме, которым они пользуются в торговой переписке (это — настоящий торговый язык для всех сефардских евреев в различных странах), сефарды пишут еврейским курсивным шрифтом, который им служит для еврейских писем и брачных документов. Это курсивное письмо, отличающееся от курсива немецко-польских и итальянских евреев, носит отчасти арабский характер как во внешней форме, так и в своеобразном соединении букв; этот алфавит стал вытесняться в Балканских государствах романским алфавитом со своеобразной орфографией. В религиозной жизни восточных сефардов заметен отпечаток католицизма и ислама. Среди сефардов, живущих в южно-славянских странах, встречаются также некоторые греческо-славянские обряды. Несмотря на склонность легко отказываться от религиозных обрядов, среди них очень распространено суеверие, особенно при погребении мертвых. Литургия проще и изящнее, чем у ашкеназских евреев, главным образом в праздничные дни. Многочисленные литургические поэмы, вставленные в молитвенники и махзоры (у ашкеназ. евреев), устранены у сефардов для суббот и обыкновенных праздников, а для Нового года, Иом-Киппура и постов (а также 9 Аба) сокращены, некоторыми — сочинениями величайших евр. религиозных поэтов — пользуются в домашнем богослужении. Лурианская каббала повлияла на сефард. литургию, но именно те молитвы, которые хасиды называют «лурианскими», или «сефардскими», не известны сефардскому ритуалу. Некоторые литургические отрывки произносят во время публичного богослужения на испанско-евр. языке. На этом языке составляют проповеди, которые произносятся не столь часто в синагогах, как в семье по поводу радостных или печальных событий. Особые церемонии соблюдаются при похоронах, при чем поются евр.-испанские песни. Многое еще носит на себе отпечаток древнебиблейского и талмудического времени, особенно при оплакивании мертвых. Сефардские евреи не знают поминовения в праздники (Iskor, Haskaroth Neschamoth), которое имеет большое значение среди немецко-польского еврейства. Сефард. синагогальные мелодии совершенно иные, чем у ашкеназов — нет ни одной общей мелодии (Габдала, пасхальная гагада и пр.). Пение у сефардов восточного характера, монотонное, тягучее. Имеется несколько очень мелодичных напевов, особенно для Иом-Киппура, которые звучат, как католические церковные гимны, По-видимому, мелодии эти зародились на испанско-португальской родине.
— Ср.: Grätz, Gesch., IX и X; Kayserling, Sephardim, Лейпциг, 1859; id., Gesch. d. Juden in Spanien u. Portugal, 1861—67; Freudenthal, Spinoza, 1904, 4—18; id., в Jahrb. d. jüd. liter. Gesellschaft in Frankfurt а M., 1907, 1—74, 1908, 1—54; к истории завоевания старых общин в Европейской Турции испанско-португальскими выходцами ср. Бернфельд, введение к כנוד חכמים Давида Мессера Леона (Берлин, 1899).
Новейшая история евреев в Испании. — Участие И. в войнах против республиканской Франции сильно подорвало ее финансы, и в 1796 г. министр Дон Педро Варела предложил королю Карлу IV (1788—1808) принять ряд решительных мер, в числе которых была отмена запрещения евреям селиться в пределах И. В своем обширном докладе Варела писал по этому поводу: «Старые предрассудки и взгляды должны быть ныне оставлены, пример других европейских государств не может пропасть для нас даром… Если мы позволим, Государь, нескольким крупным еврейским фирмам поселиться в И., то это будет свидетельствовать о нашем желании идти по новому пути в вопросе об евреях, и эта раса, в погоне за наживой, устремится в ту страну, где она некогда занимала столь высокое, как в материальном, так и в духовном отношении, положение». Доклад Варелы долго обсуждался в королевском совете; однако по причине ли скорой смерти самого Варелы или вследствие фанатизма Карла IV и его приближенных, решение было вынесено не в пользу евреев: декретом 8 сентября 1797 г. позволено было временно селиться в И. купцам и промышленникам не католического вероисповедания; о евреях же определенно ничего не говорилось, но в особом правительственном указе от 8 июля 1802 г. на имя инквизитора было заявлено, что по отношению к евреям остаются в силе все старые законы: «Никто из них не может явиться в пределы И. или в ее колонии; все правительственные учреждения должны строго следить за тем, чтобы к евреям применялся эдикт 1492 г.; нарушение его со стороны чиновников повлечет за собою королевскую немилость». Этот правительственный указ оставался законом вплоть до революции 1868 г., когда временное правительство провозгласило свободу совести и религии. Такое провозглашение свободы побудило амстердамских евреев, выходцев из И., обратиться с особым благодарственным адресом к революционному временному правительству: амстердамские евреи, радуясь за свою старую родину, выражали, однако, желание и впредь оставаться на новой родине. Эта же свобода религии была признана и демократически-монархической конституцией 1869 года. В ныне действующей конституции 1876 г. имеется пункт (11-я статья), коим объявляется, что «религия римско-католическая, апостолическая, признается государственной религией, нация обязывается поддерживать ее, но никто не может подвергнуться преследованию ни за свои религиозные воззрения, ни за отправление обрядностей своей веры при соблюдении уважения к христианской морали. Воспрещаются, однако, манифестации и публичные процессии всех вероисповеданий, за исключением государственной». Заключительная часть этой статьи давала многочисленным, следовавшим одно за другим министерствам возможность ограничивать немногих евреев, поселившихся в И., в праве устройства молелен и синагог; евреи с 1876 г. терпелись в И., но должны были отправлять свое богослужение почти втайне, как преследуемые законом. Ультракатолическое правительство И., считающее еврейскую религию несовместимой с современной цивилизацией, умеет, однако, выказывать и особую заботливость о евреях, когда подобная заботливость может принести пользу интересам страны. Так, на конференции 1906 г. в Алжесирасе по поводу Марокко официальный представитель И., герцог Альмодовар, заявил, что «Испания более всякой другой страны встретит с чувством радости известие о религиозной терпимости в Марокко, распространяющейся и на евреев, связанных с И. узами происхождения и общностью языка». В начале 20-го в. некоторые политические деятели заговорили о необходимости публично загладить пред евреями нанесенное им в 1492 г. оскорбление; агитация Пулидо в этом отношении оказала значительное влияние. Наиболее выдающийся современный испанский романист Бенито Перец Гальдос также ведет агитацию в пользу евреев и в романах «Dona Perfecta» и «Gloria» энергично и талантливо защищает свободу религии. С конца 1909 г., после падения клерикального министерства и с вступлением во власть антиклерикала Каналехаса, в И. замечается улучшение положения евреев; особым циркуляром Каналехас разъяснил, что придаваемое ст. 11 конституции 1876 года толкование в смысле неразрешения евреям иметь синагоги является нарушением принципа свободы религии, введенного той же конституцией. Во время выборов 1910 г., впервые за существование в И. парламента, был избран от города Короньи еврей Густав Бауэр (мадридский банкир) в качестве народного представителя. Бауэр не только первый еврей-депутат в И., но с 1492 г. единственный еврей, занимающий общественную должность.
— Ср.: El Eco de las Aduanas, 1897 (испанский журнал, опубликовавший в 1897 г. доклад Варелы); Gaceta de Madrid, 1869, 5 февр. (опубликование благодарности амстердамских евреев испанскому правительству); «Испанская конституция» с предисловием проф. И. В. Лучицкого, Киев, 1905; Jew. Chron., 1910, 10 июня; Welt, 1906, 6 апреля. С. Л.6.