Скучно стало Музам раз на Геликоне,
Пьяными напиться все они решили: —
Влаги чудотворной чаши и флаконы
Принесли и долго влагу с смехом пили.
В этот день весь эхо на горе священной,
Крики вакханалий громко повторяло,
Песни и мотивы, крик необыденный
В облака далеко стоном посылало.
Как менады с тирсом, с «Евое» по скалам
Сестры проносились налетевшим шквалом.
Чудная Евтерпа, что расскажет сагу,
Лирику что любит и хранит поэтов,
Выпила изрядно Диониса влагу,
И теперь плясала танцы из балетов.
Как менады-кантор флейту вверх бросая,
По горе носилась, «Евое» кричала, —
В темноте блистала флейта золотая
И ее ловила Муза и бросала.
Но сошла неслышно ночь с своим покровом,
Осенила горы мраком все суровым.
И решила Муза на землю спуститься,
Целоваться с первым встречным человеком.
И недолго думав в облаках носиться,
Понеслась за ветром по воздушным рекам.
На землю спустилась в городе далеком,
Что стоит на Эльбе с плещущей волною.
И Евтерпа встала на холме высоком
И смотрела жадно дальше пред собою.
Кудри разметались, огненные взгляды
В даль глядят, спустились легкие наряды.
И вот раздалася песня удалая…
То студент домой шел беззаботный, славный,
Покутив с друзьями громко распевая,
Гейне возвращался, вечно неисправный.
И в его объятья бросилась стрелою,
Поцелуй свой в губы в миг напечатлела
И исчезла быстро с ночи темнотою,
На гору, в дубраву, к сестрам улетела.
Гейне, поцелуем жарким обожженный,
Двинулся вновь к дому, пеньем увлеченный.
Но настало утро. Светлая Аврора
Факелом небесным небо озарила
И тогда Евтерпа вспомнила все: «скоро
Быть беде! Я горе ночью натворила!
Этот Гейне дурно пользоваться будет
Милостью высокой и к чистейшим мыслям
Дрязги мелкой жизни примешать рассудит,
Чувствам благородным даст иного смысла,
Все же гениальным будет он поэтом,
Поцелуем Музы пламенным согретым».
Эти мысли сильно Музу омрачили,
Но внезапно солнцем светлым просияла
И, поднявшись снова, в даль лететь решила
И в Германьи южной перед домом стала.
Средь долин красивых Вюртемберга листья
Винограда домик зеленью укрыли.
Над окном склонились рдеющие кисти,
Розаны головки радостно открыли,
И, оставив заступ, обративши взоры,
Юноша в раздумье вдаль глядел на горы.
И она тихонько подошла, и гибко
Поцелуй свой мощный в лоб запечатлела,
Уходя, взглянула раза два с улыбкой,
Прежде чем на горы в рощи улетела.
Он же молчаливо все смотрел на горы,
Заступ наклонился и упал на травы,
Пламенем горели, точно искры, взоры…
И, шурша, шептались темные дубравы.
О! великим, Уланд, будешь ты поэтом
Музы поцелуем истинным согретым.
