Право и сила (Жаботинский)

Право и сила
автор Владимир Евгеньевич Жаботинский (1880—1940)

Дата создания: 1911 год, опубл.: 1922 год ^[1]. Источник: "Добровольная Еврейская Пропаганда"

Теперь стало обычным вопросом: вы за турок или за итальянцев? Большинство прогрессивно-мыслящих людей за турок. Это ясно и из разговоров и из печати — почти всей европейской и даже американской печати. Образ действий итальянцев в этой войне с самого начала произвёл на культурный мир отталкивающее впечатление. Не в первый раз европейская держава захватывает чужую землю, но обыкновенно этому предшествовала известная подготовка атмосферы: устраивались нарочно столкновения консулов с местными властями, инсценировались оскорбления иностранного знамени со стороны туземцев, наконец даже провоцировался маленький погром иностранно-подданных, причём из одного побитого телеграфные агентства делали сто убитых, пресса заинтересованной державы подымала крик, парижская печать, взяв обильный бакшиш, присоединилась к негодующему хору, посланники других держав начали приставать к варварскому монарху с «представлениями» и т. д.; через год или два создалось такое настроение, что серьезные газеты или министры крупных государств уже могли его определять сакраментальными словами: «вопрос об отношениях варварской страны имя рек к державе имя рек превратился в кошмар, нависший над всей Европой.» Только после этого производилась державой имя рек экспроприация варварского царства имя рек, и Европа тогда облегченно вздыхала: кошмар рассеялся. И тогда уже никто, кроме отъявленных врагов, не осмеливался пикнуть о поруганной справедливости, о жестокостях, расстрелах женщин и тому подобной дребедени. Великое дело на земле этикет!

Итальянцы страшно сглупили: они не соблюли общепринятого церемониала денного грабежа, и за это их теперь ругают на всех перекрёстках, раздувают их невинные карательные мероприятия до размера «зверств» и злорадствуют по поводу встреченных ими затруднений. В то же время Франция благородно и деликатно берет с Германии честное слово, что ей, Франции, будет предоставлена полная свобода действий в Марокко; все понимают, что это значит — свобода действий в Марокко — но все рукоплещут Франции, потому что она подготовила атмосферу. В то же время Англия благородно и деликатно уговаривается с другой державой разобрать по частям Персию, участвует в мероприятиях, целью которых является поддержать в Персии беспорядок, потом ссылается на то, что беспорядок в Персии грозит британским интересам, и таким образом подготовил яте атмосферу, шито-крыто, деликатно и благородно, а ее пресса говорит об итальянском налете на Триполи с возмущенной брезгливостью. В самом деле, подумайте, какая мерзость: держава с 30 миллионами жителей накидывается на беззащитную область, где едва миллион населения! 30 против одного! То ли дело была война между Англией, во владениях которой живет несколько сот миллионов подданных,— и бурами, которых было в Трансваале вместе вместе с Оранжевой республикой около трехсот тысяч душ. Глупые невоспитанные итальянцы! Вахлаки, не знающие европейских манер!

Меня теперь тоже часто спрашивают: вы за Турок или за итальянцев? Пожимаю плечами и не знаю, что ответить. Мы до сих пор наивны, до сих пор остались провинциалами в политике. При чем тут сочувствие или не сочувствие? Как, по какому признаку можно установить, чья сторона больше достойна сочувствия? Разве на мировой арене решаются вопросы права, справедливости? Попробуйте сказать итальянцу, что «право» на стороне турок, — он расхохочется вам в лицо. — «А сама Турция,— спросит он,— как овладела Триполисом? благодаря праву? А где было право, когда турки взяли Константинополь, и Фатих въехал на коне по трупам в Айа-Софию? Вообще, кто и где на всей политической карте владеет чем-либо по «праву»? Турция держит Крит грубою силой, угрозой раздавить Элладу, если афинское правительство провозгласит аннексию острова, а между тем все население Крита уже столько лет умоляет о воссоединении с Грецией и столько крови пролило за этот идеал. И однако Турция кричит о своем праве на Крит, о своем праве владеть островом, который не хочет Турецкого владычества. Откуда, спрашивается, взялось это право? За ласку, что ли, предался во время оно Крит в руки мусульман? Турки взяли его силой, как мы хотим взять Триполи. А все прочее болтовня». Так скажет вам итальянец, и вы ничего не можете ему возразить.

Европа кроме того оскорблена в своих лучших чувствах еще и тем, что итальянцы так хитро выбрали момент, когда турки еще не в состоянии воевать на море. Как это стыдно — нападать на беззащитных! У Европы очень рыцарственные вкусы: ни дать, ни взять престарелая кокотка, вспоминающая былые времена, когда изящные кавалеры вызывали друг друга на дуэль в изящных выражениях с элегантными жестами. В наше время пора было бы посмотреть на эти вопросы более трезво. Одно из двух: или не надо грабить, или не надо грабить в самый удобный момент. Даже с точки зрения гуманности (если на минуту допустить, что в подобных вопросах уместна такая точка зрения) гораздо лучше, что война произошла теперь, потому что она скорее кончится, будет меньше убитых и утонувших, и меньше народных денег с обеих сторон канет на дно морское.

Тоже вот очень волнуют добрую Европу итальянские жестокости в Триполи. Надо полагать, что в этих сведениях много вранья; но, с другой стороны, и то надо полагать, что итальянцы маху не дали и хорошенько потешили зудившиеся руки. Не отставать же им в этом отношении от остальной Европы! Что продлевали бельгийцы в Конго, немцы в Камеруне, англичане в Индии? Кто из вас, добрые люди, не вырезывал в свое время ремней из спины цветного человека, кто не расстреливал их десятками во время своего завтрака,— не то для острастки, не то ради развлечения? Французские писатели утверждают, будто во время сипаев в Индии применялась пытка «китти», заключавшаяся в том, что женщинам сдавливали грудь в деревянных тисках; другая пытка состояла в том, что внутрь женских органов впускали большого жука местной породы, замечательной огромными клешнями. Но то было полвека назад, а немецкие аристократы и бельгийские цивилизаторы только недавно прославились такими же точно подвигами в Камеруне и Конго. Нечего уж и говорить о том, как «работали» бандиты Джавид-паша и Торгут-паша в Албании: туркам простительно, они непросвещенные, итальянцы на их пример ссылаться не станут… ибо и кроме турок есть им на кого в Европе сослаться.

Особенно трогательно известие, что северо-американское общественное мнение страшно негодует на итальянцев. Есть даже слух, будто между Соединенными Штатами и Портой ведутся переговоры, в результате которых американская эскадра ударит на итальянскую. Это трогательно. Янки — это, действительно, как раз die rechte Instanz (правильный экземпляр, ред), чтобы судить о попранном праве. Кубу они забрали, очевидно, по праву, Филиппины пор проглотили тоже на основании права, а теперь находят, что итальянцы не имеют права отымать Триполи у бедных туземцев. Бедные туземцы! Подумаешь, вся история Соединенных Штатов не есть один сплошной безжалостный грабеж таких же туземцев — краснокожих…

Кстати, на этой истории любопытно остановиться. Я уже раз писал об отношении янки к неграм; но негры, все-таки, не чета арабам Триполи, негры — не аборигены Америки, и не у них отнята территория, на которой теперь хозяйничают янки. Стоит поразмыслить над тем, как отозвалось это вторжение белой расы на аборигенах Северной Америки. Мы про них знаем по Куперу и Майн Риду, но есть и другие литературные источники. В самой Америке и на других языках есть целая библиотека сочинений, посвященных тем мерзостям, что творила и продолжает творить белая раса над исконными хозяевами материка. Характерно и выразительно заглавие одной из этих книг: «A Century of Dishonour» («Позорное столетие».) Речь идет о каком-нибудь стародавнем столетии, речь идет о XIX-м веке, о веке Авраама Линкольна и Теодора Рузвельта, о веке Эдгара По, Брет-Гарта, Готорна, Марка Твена, Бичер-Стоу, Эдиссона… «Позорное столетие»!

Вот несколько эпизодов из этого столетия. В 1869 г. комиссия, учреждения президентом Грантом, писала следующее: » История отношений между нашим правительством и индейцами есть позорный ряд нарушенных договоров и неисполненных обещаний; история отношений между индейцами и белым пограничным населением представляет собою, как правило, отвратительную цепь насилий, убийств, грабежей и неправды с нашей стороны — и, как исключение, дикие взрывы отпора со стороны краснокожих». Эта характеристика совершенно справедлива. Правительство Штатов издавна трактовало краснокожие племена, как особые, почти независимые нации, и вступало с ними на бумаге в формальные договоры; потом договоры нарушались, обещания игнорировались, и воцарилось наглое, неприкрытое насилие. Эта система применялась до последних десятилетий «позорного столетия», и еще не доказано, что ее перестали применять теперь. Еще в 60-х годах было вычислено, что Штаты истратили на «индейские войны», т. е. попросту на истребление краснокожих пятьсот миллионов долларов; в то же самое время — с 1776 по 1869 год — было заключено между правительством и краснокожими 360 договоров, которые торжественно вносились в книгу законов республики и никогда не соблюдались. По договору отводилась племени особая «резервация», правительство брало на себя обязанность доставлять краснокожим все средства к жизни, а зато индейцам было запрещено отлучаться из «резервации»; но правительственные агенты расхищали суммы, предназначенные для краснокожих, кормили их гнилью, а то просто по месяцам морили голодом. В результате туземцы начинали волноваться — а тогда к ним посылали усмирителей. И каких усмирителей! Комиссия президента Гранта изображает их такими красками. Где-то бродячие индейцы украли несколько лошадей, подстрелили нескольких белых их скрылись в неизвестном направлении. Был немедленно организован отряд — шайка из восьмисот «рудокопов, игроков и авантюристов»; во главе отряда послали полковника Чивингтона — он же проповедник методистской церкви — и послали «усмирять». Отряд дошел до поселений совершенно мирного племени Чейеннэ, с которым всего несколько дней назад агент Штатов, майор Уинкуп, заключил договор о вечном союзе и мире. Чейеннэ дружелюбно приняли белое войско, те тоже притворились друзьями, а потом окружили селение и вырезали 170 душ, в том числе женщин и детей. Трупы индейцев были скальпированы и притом изуродованы так мерзко, что комиссия, по англо-саксонской стыдливости, не решилась точно описать. И так бывало сплошь и рядом, на каждом шагу. Племя Чейеннэ по платилось за то, что бродяги, не принадлежавшие к этому племени, кого-то обокрали и убили. Случались и другие поводы. В 1876 г. племя северных сиуксов получило по договору территорию в Черных Горах и поселилось там. Вдруг, на несчастье краснокожих, в этой местности оказалось золото — и сиуксов выгнали. Они возмутились, вождь их, Ситинг-Бул, нанес американскому генералу Кестеру тяжкое поражение при реке Little Big Horh, но, понятно, в конце концов,сиуксы были раздавлены и уничтожены… Одна из возмутительнейших страниц этого грабежа — эпизод с племенем Чироки, обитавшим в Георгии, Северной Каролине и Теннеси. Племя это обладало прекрасной плодородной территорией и стояло на высоком культурной уровне. Разводили маис, табак, хлопок, пшеницу, производили разного рода ткани; было среди них много ремесленников, и вся торговля края была в их руках. По всем главным рекам области сновали их торговые лодки. Белых они с самого начала приняли очень дружелюбно, дали им все права, кроме права занимать должности. Чироки приняли христианство, изобрели шрифт для своего языка, стали учить своих детей по-английски. У них было республиканское правление с очень подробно разработанной конституцией. В их столице Echota была газета, и с негритянскими своими рабами они обращались лучше белых рабовладельцев. Но их земля слишком понравилась белым, и в Вашингтоне посыпались требования о выселении Чироки из родных мест. Было это в первой четверти «позорного столетия», республика была еще молода и, по молодости лет, сентиментальна; поэтому нашлось несколько белых интеллигентов, которые вступались за Чироки, организовали петиции в их защиту и т. д. Ничего не помогло. В 1835 г. их под пушками заставили подписать договор о выселении. Они подписали, но не двинулись с места. Тогда опять было вдвинуто войско под пред водительском ген. Скотта… Теперь осколки племени Чироки прозябают где-то на краю света, в знаменитой «территории краснокожих», куда янки заперли аборигенов захвачен ной страны; но и в этом за стенке они до сих пор сохранили остатки своей когда-то цветущей культуры. Один из крупных деятелей того времени сказал: «Никакие лавры наши на полях битвы не закроют этого грязного пятна. На нашем гербе. Какими бы подвигами впоследствии мы ни вздумали гордиться, нам закроют уста одним напоминанием the Cherokee Nation (помни о племени Чироки)!» Но почтенный деятель ошибся: его соотечественники после того много раз еще затмили это черное дело другими черными делами. Достаточно напомнить, что в 60-х годах парламент территории Idaho назначил по 100 долларов за скальп «самца», по 50 за женский и по 10 за скальп ребенка моложе 10-ти лет. В 1862 г. губернатор Аризоны издал приказ истребить всех мужчин племени апачей, а женщин и детей продать в рабство. Около того же времени в печати заинтересованных штатов серьезно дебатировался вопрос: не развить ли среди краснокожих искусственно эпидемию оспы? Указывалось в числе преимуществ этой болезни на то, что белые, в виду прививки, невосприимчивы к ней, и таким образом, можно будет извести всех краснокожих без опасения заразить подряд очных людей. Впрочем, на этот эксперимент не решились и остались при старых методах, разве с легкими усовершенствованиями: например, в войне с племенем Семиноки пущены были в ход со стороны белых кубинские собаки-ищейки. Иногда, однако, применялись и более культурные средства: колоссальные территории, величиною с доброе европейское королевство, «покупались» у краснокожих чуть не по гривеннику за квадратную версту. Это приделали, между прочим, с племенем делаваров. Делавары ушли далеко на запад, в Канзас, обжились там, обустроились, имели скот, достаток и школы. Началась война Севера и Юга. Незлопамятные делавары встали на сторону Севера — против рабовладельческих штатов — и поставили в правительственные войска несколько сот волонтеров, которые с честью и славой послужили три года, защищая единство республики. А когда они вернулись домой, то застлали свои гнезда разоренными — землю и скот забрали белые, и в Вашингтоне не хотели слушать никаких жалоб. Так и пропали делавары без следа в «территории краснокожих». Другое племя — Малая Черепаха в штате Ohio — одержав победу в сражении при Сан-Клере, где пали 600 белых солдат, набило всем шести ста павшим рты землю, не умея иначе выразить перед Богом и людьми свой протест против земельной алчности белого грабителя… И так далее, и так далее. Все это с успехом одолжилось, как я сказал, до последних десятилетий XIX века. Еще в декабре 1890 г. , судя по отчету Bureau of Ethnology, основанному на официальных донесениях, американское войско, «оперируя» против другой ветви сиуксов, перестреляли 150 душ женщин и детей во время бегства…

Самое же удивительное то, что все эти подвиги сходят с рук, и никто про них даже не вспоминает. Попытайтесь попрекнуть янки — он даже спорить с вами не станет. Он сам все это знает и признает. Некий американский генерал Крук сказал: «Хуже всего в этих операциях то, что приходится воевать против людей, на стороне которых право». Эта искренняя фраза не помешала генералу Круку «оперировать» против краснокожих с полнейшим успехом. Сентименты сентиментами, а дело делом. Янки, вместо ответа на упрек, просто укажет вам на грандиозный расцвет своего отечества, на сорокаэтажные дома, на чудовищные фабрики, на благосостояние рабочего люда, на кварталы, где находят убежище и заработок сотни тысяч изгнанников, отвергнутых Европой, на свои прекрасные школы и на Эдгара По, и на Эдиссона, и на культурное фермер во Калифорнии, и на много е другое, и лаконически прибавит: если бы мы не забрали силой эту землю, на ней бы рос поныне степной ковыль. И ему тоже вы ничего. Не можете возразить, потому что весь мир так смотрит на эти вопросы. Мир считает, что цивилизация все равно как деньги: non olet (деньги не пахнут, ред). Мир считается с результатами и не помнит и не желает помнить о средствах. Если через 30 лет в Триполи будут железные дороги, электричество и гигиенические тюрьмы для одиночного заключения согласно последнему слову итальянской карательной науки, то вся Европа признает, что Италия совершила великую цивилизации оную миссию, отвоевала для культуры клок земли, который в руках Турции, вероятно, продолжал бы зарастать чертополохом. И никто тогда не вспомнит ни того, что Италия улучила для своего налета такой неблаговидный момент, когда бедные турки не имеют еще броненосцев, — ни того, что она расстрел вала арабов. Non olet! Что же и где же после этого право или криво, при чем тут сочувствие или несочувствие, как тут можно быть «за» сих или «против» оных, когда перед нами просто великая всемирная волчья свалка, где нет правых и нет виноватых, а есть наглая борьба алчностей и насилий, мерзкая, бессовестная борьба, из которой однако родится все то, чем мы духовно живем и дышим и что зовем культурой…

Конечно, при этом всякий старается спасти аппарансы. Вот и итальянцы рас пускают слух о том, что им нужна земля — некуда, мол, деть своих эмигрантов. Но при этом они сами прекрасно знают, что Триполи для такой цели не годится. Итальянская эмиграция, действительно огромная, состоит из двух элементов: из временных и вечных эмигрантов. Первые покидаю родину на время, чтобы заработать деньги и вернуться; для них эмиграция — отхожий промысел. Вторые уезжают навеки, это настоящие переселенцы. Первая категория имеет огромное экономическое и культурное значение для Италии: эти «американцы», народ трезвый и бережливый, ежегодно перестают на родину сотни миллионов, и это, между прочим, одна из причин сегодняшнего благополучия Италии. С другой стороны, «американцы» во время своих путешествий набираются ума-разума и, по возвращении, образуют самый культурный элемент итальянской деревни. Почти всюду теперь во главе сельских касс и потребительных союзов состоят бывшие «американцы». Совершенно ясно, что от всех этих преимуществ Италия не захочет и не может отказаться: недаром говорят, что в ее вывозе главную роль теперь играет этот своеобразный одушевленный товар — рабочие руки. Этот товар можно сбывать только в очень богатых странах, как Соединенные Штаты, Аргентина, Бразилия; в пустынном Триполи для этой категории эмигрантов нет и еще 50 лет не будет места и заработка. Остается вторая категория — переселенцы, уезжающие навсегда. Конечно, было бы выгоднее для Италии направлять эти массы в свою собственную колонию, а не в чужие страны. Но ведь это есть вопрос о массовой земледельческой колонизации, т. е. вообще один из труднейших вопросов, какие знает социальная политика. Эту проблему не только разрешить, но и поставить еще не удалось в самой Италии: Калабрия, Апулия, Сицилия изобилуют пустырями, откуда население тысячами бежит в Америку. Почему же удастся заселить пустыри Триполитании, где прежде всего нет воды? За 20 лет напряженной работы и грандиозных затрат Италия не поселит в Триполи столько колористов, сколько их добровольно теперь за один год оседает по разным углам южно-американских llanos. И все это в Италии знают очень хорошо, потому что много писали, много думали об этих вопросах. Но ведь нужно как-нибудь спасти аппарансы, вот и ссылаются на крайнюю нужду в земле…

Откровенно говоря, я не знаю, к чему такая щепетильность на этой прекрасной планете. Зачем аппарансы? Гораздо проще указать на соседей, на Англию, которая забрала Египет, Аден, Перим, Кипр, на Францию, которая проглотила Алжир, Тунис и Марокко, на Австро-Венгрию, которая съела Боснию, и т. д. и т. д. , — и ответить итальянской поговоркой: Cosi fan tutti. Все так делают. Если мы будем только глядеть, как другие грабят, а сами не вмешаемся, то через десять лет та же самая пресса будет нас же называть дураками, державы перестанут с нами считаться, соседи начнут повышать тон в разговорах с нами, и все жирное, что есть и что будет на свете, попадет к другим, а мы останется с пустыми руками; весь мир будет нас игнорировать, и ни одна собака не вспомнит о благородстве, которое мы проявили, не забрав куска, что так плохо лежал. Благодарим покорно за такую перспективу. Не мы сочинили этот мир, не наша обязанность его переделывать и не нам отступать перед тем, что уже сто раз освятили своим авторитетом культурные нации Европы. Триполи мы заберем, и баста. А общественное мнение, пресса и прочие носители этических начал? Они перебесятся, и еще придут нас поздравить.

Лестно и весело жить в этом лучшем из миров.

1. «Фельетоны»; Берлин