Розен, барон Егор (Георгий) Федорович, литератор; родился в Ревеле 16 декабря 1800 г. и был сыном барона Фридриха Готлиба Розена и его жены Елены фон Таубе; он получил солидное домашнее образование, в основу которого было положено изучение древних классиков, прекрасно владел латинским языком (на котором мог писать даже стихи) и особенно любил Вергилия и Горация. По свидетельству Ю. К. Арнольда, лично знавшего Розена, последний имел глубоко-основательные познания в истории, в этнографии, в археологии и был обстоятельно знаком не только с философскими учениями древнего мира, но и с новейшими; начитанность же его в европейских литературах, в особенности в немецкой и русской, была изумительна, как и память его. В 1819 г. барон Розен поступил в Елисаветградский гусарский полк и, прослужив в нем девять лет, вышел в отставку но в 1831 г. снова определился в военную службу, с назначением состоять при дежурном генерале Главного Штаба, а затем, в 1834 г., вышел в отставку с чином майора. В 1835 г. (20 августа) барон Розен, переименованный в коллежские асессоры, был, по ходатайству В. А. Жуковского, назначен секретарем к Великому Князю Александру Николаевичу, которого и сопровождал в заграничном путешествии 1838—1839 гг.; однако, уже в 1840 г., по болезни, он вышел в отставку, в чине надворного советника и с пенсией в 400 руб. Барон Розен купил себе небольшой дом в Палюстрове, близ Кушелевского сада, и поселился в нем, женившись на своей экономке. Ведя затворнический образ жизни, барон Розен занимался изящной литературой, лингвистическими и философскими работами, а также воспитанием детей своего брата и своих собственных. Умер он в Петербурге 23 марта 1860 г. Почти все оставшиеся рукописи Розена, как ненужный хлам, были уничтожены братом его, бароном Павлом Федоровичем.
Из автобиографии барона Розена, приложенной к немецкому переводу его трагедии "Дочь Иоанна III" (СПб. 1841) и из некоторых стихотворений его, имеющих автобиографическое значение, видно, что в нем рано пробудилась страсть к поэзии. "Моими первыми, любимейшими поэтами", говорит он, "были Вергилий и Гораций; они жили со мною на берегах Дона и Волги, когда я начал служить в гусарах... Я убедился, что без поэзии дышать не мог, и оставалось мне только одно средство — вступить в тайную любовную связь с поэзией". При поступлении на службу барон Розен плохо владел русским языком и потому стал усердно изучать грамматику, версификацию и, главным образом, заниматься переводами на немецкий язык лучших русских писателей, начав с современных и кончив старинными. После семилетнего упорного труда он настолько освоился с русским языком, что мог довольно правильно, хотя и тяжелым слогом, писать на нем. Достигнув таких результатов, он не только выступил в печать, но вскоре стал считать себя даже знатоком русской речи, которой, выражаясь его словами, придал небывалый дотоле "блеск и колорит". "Известнейшие наши литераторы", поясняет барон Розен в своей автобиографии, "часто выражали мне свое удивление, каким образом я, с трудом научившись русскому языку в манеже и на службе, так глубоко мог вникнуть в дух русской народности, как о том свидетельствовали первые мои драмы. Ответ был не труден. Совершенно отлученный от немецкого духа и от немецкой жизни — и в таком возрасте, когда сердце стремится в даль, в образованный мир, — я должен был удовольствоваться русской национальностью. Первые мои любовные излияния должны были выражаться на русском языке. Часто приходилось мне с гусарами стоять в степной деревне, в ста верстах от полкового штаба, идиллически принимать участие в играх деревенской молодежи, слушать старинные сказки от краснобаев, веселые и унылые песни парней и девушек, одним словом — участвовать во всех отношениях народной жизни, и я неприметным образом всею душой обжился с духом национальным. Могу сказать положительно — и мое суждение будет беспристрастно — что в действительной жизни моей я ничего не встретил привлекательнее русской народной жизни, как мы находим ее вдали от столбовой дороги, в природном состоянии". Среди остзейских немцев Розен представляет вообще редкое явление: живя в России, он полюбил ее и не только охладел к своей родине, но даже относился к ней иронически.
Первые литературные опыты Розена появились в "Дамском Журнале" 1825 г. и в "Московском Телеграфе" 1826 г. Затем он сотрудничал в "Северной Пчеле", "Московском Вестнике", "Русском Зрителе", "Сыне Отечества", "Литературной Газете", "Северном Меркурий", "Гирлянде", "С.-Петербургском Вестнике", "Библиотеке для чтения", "Литературных Прибавлениях к Русскому Инвалиду", "Современнике", "Москвитянине", "Отечественных Записках". Многочисленные произведения Розена в стихах и в прозе печатались также в альманахах 30-х годов. Кроме "Альционы" (СПб. 1831, 1832, 1833 гг.), издававшейся им самим, и "Царского Села" (СПб. 1830 г.), изданного сообща с Н. М. Коншиным, пьесы Розена встречаются еще в следующих альманахах: "Подснежнике" (1829), "Северных Цветах" 1829, 1830, 1832 гг., "Эвтерпе" 1831 г., "Венере" 1831 г., "Розе Граций" 1831 г,, "Невском Альманахе" 1832 г., "Новоселье" 1833 г., "Комете Белы" 1833 г., "Сборнике на 1838 г.". Приведенный перечень журналов и альманахов, в которых сотрудничал Розен, указывает на то, что он вращался в самых разнообразных литературных сферах обеих столиц. Между прочим, известно, что в период усиленного развития своей литературной деятельности он посещал собрания, происходившие у Греча, Краевского, Кони, И. И. Панаева. Несмотря на свою беспартийность, Розен оказывал, однако, явное тяготение к Жуковскому и в особенности к Пушкину, — своим литературным покровителям. Старые же связи с Москвой он поддерживал через Шевырева и Погодина с которыми находился в переписке.Из отдельно изданных произведений Розена известны: 1) "Три стихотворения", М. 1828; 2) "Дева семи Ангелов и Тайна", СПб. 1829; 3) "Рождение Иоанна Грозного", поэма, СПб. 1830; 4) "Россия и Баторий". Историческая драма в 5 д., в стихах, СПб. 1833; 5) "Осада Пскова", трагедия в 5 д., в стихах, СПб. 1834; 6) "Петр Басманов", трагедия в 5 д., в стихах, СПб. 1835; 7) "Дочь Иоанна III", трагедия в 5 д., в стихах, СПб. 1835; 8) "Князья Курбские", трагедия в 5 д., в стихах, СПб. 1857 (переделка "Осады Пскова").
Из всех трагедий Розена на театральной сцене появилась только "Осада Пскова", представленная 1 октября 1834 г., но и та не имела успеха. Патриотическая трагедия "Россия и Баторий" очень нравилась Императору Николаю, который желал видеть ее на сцене, но требовал только некоторых перемен. Трудолюбивый автор не замедлил, с помощью Жуковского, переделать свою пьесу; однако, и она на сцену не попала.
В это время Глинка, задумавший создать национальную оперу, объявил о своем намерении Жуковскому, который вполне одобрил его мысль и предложил писать на тему об Иване Сусанине, в либреттисты же рекомендовал Розена, как писателя-патриота, известного уже с этой стороны и Императору. Глинка, свысока относившийся к либреттисту, предъявлял ему тяжелые, деспотические требования относительно количества стихов, размера их и в конце концов остался недоволен действительно неуклюжим произведением барона Розена, как и многие из современников автора, который был, однако, высокого мнения о своем детище и даже гордился им. Первое представление "Жизни за царя" состоялось 27 ноября 1836 г. и тогда же было напечатано либретто барона Розена.
Барон Розен считался поклонником классицизма, но это не мешало ему признавать и заслуги романтизма, который "связал нас с прошедшей жизнью образованного мира, передал нам то, от чего, вследствие исторических судеб, мы были отделены, именно — век рыцарства, доблести этих героев креста, Ахиллов христианского мира, их высокие понятия о чести, о личности, их благородное служение во имя красоты и любви". Случалось, что Розен и осмеивал русских романтиков, но только запоздалых (кроме однако, Марлинского), а не эпохи Жуковского, к которому относился с глубоким уважением, как к инициатору "новых нравственных начал, пробудителю высокого чувства и великодушных увлечений".
В литературной деятельности барона Розена, отличавшейся большой производительностью и разнообразием, отчетливо выделяются три главные ступени: лирика, драма и критика.
Хотя некоторые из современников Розена и называли его "отличным лирическим поэтом", хотя сам поэт и говорил, что Пушкин признавал в нем поэтическое дарование, в действительности же Розен был одним из заурядных стихотворцев своего времени, пьесы которого ни по своему содержанию, ни по внешней форме не представляли ничего замечательного.
Из воспоминаний современников Розена и собственных его отзывов видно, что он считал себя не только знатоком драматического искусства, но и выдающимся драматургом. Такая высокая самооценка объясняется болезненно развитым самолюбием автора, поощряемого дружески-одобрительными отзывами о нем Жуковского, князя Вяземского и Пушкина, хотя отзывы их и отличались вообще сдержанностью, даже уклончивостью, чего, конечно, не замечал самоочарованный драматург. Замечательно верную оценку ему дал Булгарин в своем "Панорамическом взгляде на современное состояние театров в С.-Петербурге", напечатанном в "Репертуаре Русского театра" на 1840 г. (т. I, кн. 3): "Розен до сих пор не создал ничего истинно драматического, то есть такого, что бы имело жизнь и движение на сцене... В драмах его есть создание, то есть, завязка, потому что он поэт, то есть, человек с воображением, но в частностях нет вовсе драмы. Это просто романы или повести в драматической оболочке — и эти романы или повести также не выдержаны. Барон Розен начал поздно изучать русский язык, и он до сих пор принимает весьма многие слова и обороты в ином, неверном значении, обманываясь созвучием или не замечая в фразе оттенков. Кажется, что он преимущественно любит слог русских летописей, потому что выбирает из них беспрестанно устарелые, неупотребительные слова и перемешивает их с словами новыми или самодельными. Из этого выходит ужасная путаница в слоге".
Признавая в себе "способность сделаться порядочным критиком", Розен начал развивать эту способность на сочинениях Пушкина, сделавшись впоследствии присяжным рецензентом "Сына Отечества", который он редактировал в сороковых годах, одновременно с К. П. Масальским, и помещая время от времени критические статьи в других периодических изданиях. Однако старания трудолюбивого критика не увенчались успехом, так как он был лишен того эстетического чутья, без которого критик делается неспособным правильно понимать новые литературные течения и беспристрастно относиться к ним. Таким образом, "Ревизор" и "Мертвые души", по понятиям Розена, враждебно относившегося к Гоголю, явились образцами безвкусия, а сам автор их — "забавным рисовальщиком карикатур", не более; истинным же призванием Гоголя Розен считал духовное писательство; Марлинского он называл "грандиозным, гениальнейшим из русских писателей" и, сопоставляя его с Лермонтовым, давал последнему такую оценку: "Произведения Лермонтова, при всей несостоятельности своей перед судом истинной критики, заслуживают внимания и, вероятно, понравятся еще молодым людям будущего поколения в тот период жизни, когда дикое и отрицательное производит на людей какое-то прельстительное впечатление; но никто из нас, блюстителей русского Парнаса, в звании журнальных рецензентов, не должен сожалеть о том, что пресеклось столь нехудожественное, столь горькое направление поэзии; и самая поэзия эта, сколь ни замечательна при отдельном рассматривании ее, теряет всякое значение в русской поэзии вообще, как проявление не созревшего дарования, не отличавшегося самобытностью и бывшего только подражательным"; про "Московский Телеграф", лучший из русских журналов своего времени, Розен отзывался так: "Он только разрушал, ничего не созидая, и в добавок завещал своему журнальному потомству дурной пример, что можно приняться за журнал без всяких приготовительных сведений". Любопытен и характеристичен также взгляд Розена на Белинского, высказанный в брошюре: "Вторая неудача Уваровских наград" (СПб., 1859): "Мусульманское иго, без сомнения, много повредило России в нравственном отношении; напоследок исламизм пробрался и в нашу журнальную критику: Осип Сенковский судил и рядил, как хан татарский; вслед за ним, столь же мало понимая изящное, Виссарион Белинский довершил татарщину русской критики. Странно, что сии два главные развратителя вкуса публики составляли самый резкий между собой контраст: один — учен и умен, но холоден, бездушен, истый Мефистофель. Другой — пламенный невежда, то есть без всякого образования; многошумный Корибант, в своих критических бреднях, бестолков, безрассуден до такой степени, что принимался ниспровергать своим кулаком вековой порядок эстетического мира".
К наиболее существенным критическим статьям Розена, которые служат вместе с тем в автобиографическим материалом, принадлежат следующие: 1) рецензия на "Бориса Годунова" Пушкина ("Литературная Газета" 1831 г., №№ 1, 2); 2) рецензия на "Стихотворения" Пушкина ("Северная Пчела" 1832 г., № 81); 3) Нечто о "Московском Телеграфе" ("Сын Отечества" 1832 г., ч. 148); 4) Мнение о драме Пушкина "Борис Годунов". Из "Dorpater Jahrbücher für Litteratur, Statistik und Kunst" 1833 г., № 1. Пер. с нем. А. Савицкий ("Литературные Прибавлений к Русскому Инвалиду" 1834 г., №№ 2, 3); 5) рецензия на "Историю Пугачевского бунта" ("Северная Пчела" 1834 г., № 295; 1835 г., № 38); 6) рецензия на "Стихотворения" Лермонтова ("Сын Отечества" 1843 г., кн. III); 7) рецензия на "Наль и Дамаянти" Жуковского (там же, 1844 г., № 2); 8) "Поэма H. В. Гоголя об Одиссее" ("Северная Пчела" 1846 г., № 181); 9) рецензия на "Воспоминания" Булгарина ("Сын Отечества" 1847 г., кн. III, IV; 1848 г., кн. XI); 10) "Ссылка на мертвых" (там же, 1847 г., кн. VI); 11) рецензия на "Романы, повести и рассказы" Е. П. Гребенки (там же, 1848 г., кн. III); 12) рецензия на очерк К. К. Павловой: "Двойная жизнь" (там же, кн. V); 13) рецензия на "Полное собрание сочинений" Марлинского (там же, кн. IV; 1849 г., кн. І); 14) рецензия на книгу князя П. А. Вяземского: "фон Визин" (там же, 1848 г., кн. VI); 15) рецензия на "Новые Стихотворения" Жуковского (там же, 1849 г., кн. І, и "Отечественные Записки" 1849 г., т. 62); 16) рецензия на "Стихотворения" Ф. В. Миллера ("Сын Отечества" 1849 г., кн. X); 17) "О странном похищении авторства" ("Северная Пчела" 1854 г., № 137); 18) "Мысли при известии о конкурсе для драматических сочинений по случаю столетнего юбилея Русского театра" (там же, 1856 г., № 149).
Не ограничиваясь лирикой, драмой и критикой, Розен писал еще поэмы, повести, большей частью мистического характера, "без складу по складам, без толку по толкам", — как выражался А. А. Бестужев, — легкие историко-географические очерки в форме путешественных записок и статьи, посвященные некоторым специальным вопросам. Между последними следует упомянуть статью "О рифме" ("Современник" 1836 г., кн. I), в которой автор отрицает необходимость рифмы для истинной, классической поэзии, и брошюру "Отъезжие поля" (СПб. 1857), представляющую попытку доказать происхождение русских от скифов.
Из переписки барона Розена напечатаны письма его к Булгарину за 1848 и 1853 гг. ("Русская Старина" 1901 г., т. СV); к В. А. Жуковскому, 1834 г. (там же, 1903 г., т. СХV); к А. С. Пушкину, 1831, 1833 и 1836 гг. (В. Я. Брюсов. Письма Пушкина и к Пушкину, M. 1903; К. Я. Грот. Страничка из прошлого — " Правительственный Вестник" 1904 г., №№ 69, 70; Академическое издание переписки Пушкина); к С. П. Шевыреву, 1831, 1832 и 1833 гг. ("Русский Архив" 1878 г., кн. II); отрывки из писем к М. П. Погодину находятся в исследовании Н. П. Барсукова: Жизнь и труды Погодина, кн. IV; автобиография — в книге барона А. Е. Розена: "Очерк фамильной истории рода баронов фон Розен", СПб. 1876, стр. 77—80.
"Остафьевский Архив князей Вяземских ", т. III, СПб., стр. 659—666 и др. (по указ.); "Розалия", автобиографическая повесть барона Розена и стихотворение "А. Н. Дьяконову" (альм. "Царское Село", СПб. 1830); Константин Левен. Из моих записок, бар. Розена ("Альциона" на 1831 г.); Месяцеслов на 1832 г., ч. І, стр. 94; "Литер. Прибавл. к Русск. Инвалиду" 1836 г., № 13, стр. 102 (отзыв А. О. Воейкова); "Северная Пчела" 1860 г., № 46; Письма А. А. Бестужева к H. А. и К. А. Полевым ("Русский Вестник" 1861 г., № 3, стр. 327); Письма князя П. А. Вяземского к И. И. Дмитриеву ("Русский Архив" 1868, ст. 636); В. П. Бурнашев. Мое знакомство с Воейковым в 1830 году ("Русский Вестник" 1871 г., №№ 9, 10, 11); В. Бурнашев, Из воспоминаний петербургского старожила ("Памятники новой русской истории", изд. В. Кашпиревым, т. ІI, СПб. 1872; П. В. Анненков, А. С. Пушкин. Материалы для его биографии, СПб. 1872, стр. 156—157; А. Е. Розен, Очерк фамильной истории баронов фон Розен, СПб. 1876; П. С. Усов, Из моих воспоминаний ("Истор. Вестник" 1882 г., т. VII); Письма В. A. Жуковского к Императору Александру II ("Русский Архив" 1883 г., кн. II); Записки M. И. Глинки, СПб. 1887, стр. 101—103; Дневник H. В. Кукольника (журнал "Баян" 1888 г., № 10); И. И. Панаев, Литературные воспоминания, СПб. 1888, стр. 68—69, 76—77, 86—87; В. Р. Зотов, Петербург в сороковых годах ("Истор. Вестник" 1890 г., т. XL, стр. 558); Воспоминания Юрия Арнольда, вып. ІI, М. 1892, стр. 176, 182—184; Сочинения А. А. Дельвига, изд. под ред. В. В. Майкова, СПб. 1893, стр. 139—141; Переписка Я. К. Грота с П. А. Плетневым, т. III, СПб. 1896, стр. 69—70, 75, 79; М. Иванов, Музыкальные наброски ("Новое Время" 1900 г., № 8913); Забытый писатель, статья М-е (там же, 1901 г., № 8986); А. В. Никитенко, Моя повесть о самом себе, т. I. СПб. 1904; Сочинения Пушкина, разн. изд.