какъ и вездѣ, сказалъ онъ мнѣ, сними сейчасъ киверъ и пойдемъ, я представлю тебя графу». Я вошелъ въ залъ, въ коемъ графъ принималъ гостей, и Клейнмихель представилъ меня графу, сказавъ, что я двоюродный братъ жены его. Аракчеевъ мнѣ поклонился, пожалъ мнѣ руку, сказавъ: «очень радъ». Предложивъ мнѣ снять амуницію, просилъ быть безъ церемоніи и танцовать. Повѣсивъ въ передней на вѣшалку киверъ и тесакъ, я вошелъ въ залъ, надѣвъ вмѣсто перчатокъ рукавицы. Замѣтивъ это, Клейнмихель снова подошелъ ко мнѣ: «ты забылъ, мальчишка, у кого ты? сказалъ онъ мнѣ выйдя изъ себя: — пошелъ сейчасъ ко мнѣ и возьми мои перчатки». Я отвѣчалъ ему, что напротивъ, я очень хорошо помню, что у графа Аракчеева, а потому и не смѣлъ надѣть, перчатокъ, не имѣя на это права, а между тѣмъ перчатки были у меня за рукавомъ. Надѣвъ ихъ, я всталъ у дверей. Аракчеевъ снова подошелъ ко мнѣ и приглашалъ танцовать. Такъ какъ солдатъ кланяться не смѣетъ, то я, вмѣсто поклоновъ, шаркалъ и стучалъ каблукомъ объ каблукъ, оставаясь все-таки у дверей. Наконецъ графъ подошелъ ко мнѣ и крикнулъ: «да что же ты не танцуешь!» Я, какъ стоялъ и увидѣвъ прямо передъ собою сидящую сестру мою, отправился черезъ залъ на нее, но отуманенный, остановился передъ сидящею рядомъ съ сестрою, матерью Клейнмихеля и кланяясь ей сказалъ: «ежели ты не желаешь, чтобы я былъ въ Сибири, провальсируй со мною». Старушка захохотала, сказавъ мнѣ: «подлѣ меня сестра твоя, проси ее; ты съ ума сошелъ, я не танцую». — Провальсировавъ съ сестрою, я снова всталъ у дверей, но какъ-бы нарочно, графъ всегда стоялъ или подлѣ, или близъ меня, такъ что когда разносили питье, или мороженое, я не бралъ ни того, ни другого, а между тѣмъ пить хотѣлось ужасно. Наконецъ забрались мы съ графомъ Н. въ голубую гостинную, гдѣ стоялъ столъ съ фруктами и гдѣ никого не было, и тутъ-то мы дали себѣ волю. Во время попури, который танцовалъ я съ моею сестрою, мнѣ пришлось стоять спиною къ знаменамъ; надо сказать, что танцовали въ знамённой залѣ, а какъ графъ былъ шефомъ полка его имени, то и знамена находились въ его домѣ. На мою бѣду, кто-то, вальсируя, толкнулъ меня такъ сильно, что я чуть не уронилъ знамёна. Смотрю, графъ подходитъ ко мнѣ и говоритъ: «вы знамена чуть не уронили, знаете ли, что
как и везде, сказал он мне, сними сейчас кивер и пойдем, я представлю тебя графу». Я вошел в зал, в коем граф принимал гостей, и Клейнмихель представил меня графу, сказав, что я двоюродный брат жены его. Аракчеев мне поклонился, пожал мне руку, сказав: «Очень рад». Предложив мне снять амуницию, просил быть без церемонии и танцевать. Повесив в передней на вешалку кивер и тесак, я вошел в зал, надев вместо перчаток рукавицы. Заметив это, Клейнмихель снова подошел ко мне: «Ты забыл, мальчишка, у кого ты? — сказал он мне, выйдя из себя: — пошел сейчас ко мне и возьми мои перчатки». Я отвечал ему, что, напротив, я очень хорошо помню, что у графа Аракчеева, а потому и не смел надеть, перчаток, не имея на это права, а между тем перчатки были у меня за рукавом. Надев их, я встал у дверей. Аракчеев снова подошел ко мне и приглашал танцевать. Так как солдат кланяться не смеет, то я вместо поклонов шаркал и стучал каблуком об каблук, оставаясь все-таки у дверей. Наконец граф подошел ко мне и крикнул: «Да что же ты не танцуешь!» Я, как стоял, и увидев прямо перед собою сидящую сестру мою, отправился через зал на нее, но, отуманенный, остановился перед сидящею рядом с сестрою матерью Клейнмихеля и, кланяясь ей, сказал: «Ежели ты не желаешь, чтобы я был в Сибири, провальсируй со мною». Старушка захохотала, сказав мне: «Подле меня сестра твоя, проси ее; ты с ума сошел, я не танцую». Провальсировав с сестрою, я снова встал у дверей, но, как бы нарочно, граф всегда стоял или подле, или близ меня, так что, когда разносили питье или мороженое, я не брал ни того, ни другого, а между тем пить хотелось ужасно. Наконец забрались мы с графом Н. в голубую гостиную, где стоял стол с фруктами и где никого не было, и тут-то мы дали себе волю. Во время попурри, который танцевал я с моею сестрою, мне пришлось стоять спиною к знаменам; надо сказать, что танцевали в знамённой зале, а как граф был шефом полка его имени, то и знамена находились в его доме. На мою беду, кто-то, вальсируя, толкнул меня так сильно, что я чуть не уронил знамена. Смотрю, граф подходит ко мне и говорит: «Вы знамена чуть не уронили, знаете ли, что
