за мадамъ Шталь и, кромѣ того, какъ замѣчала Кити, сходилась со всѣми тяжело-больными, которыхъ было много на водахъ, и самымъ натуральнымъ образомъ ухаживала за ними. Русская дѣвушка эта, по наблюденіямъ Кити, не была родня мадамъ Шталь и вмѣстѣ съ тѣмъ не была наемная помощница. Мадамъ Шталь звала ее Варенька, а другіе звали „m-lle Варенька“. Не говоря уже о томъ, что Кити интересовали наблюденія надъ отношеніями этой дѣвушки къ г-жѣ Шталь и къ другимъ незнакомымъ ей лицамъ, Кити, какъ это часто бываетъ, испытывала необъяснимую симпатію къ этой m-lle Варенькѣ и чувствовала по встрѣчающимся взглядамъ, что и она нравится.
M-lle Варенька эта была не то что не первой молодости, но какъ бы существо безъ молодости: ей можно было дать и девятнадцать и тридцать лѣтъ. Если разбирать ея черты, она, несмотря на болѣзненный цвѣтъ лица, была скорѣе красива, чѣмъ дурна. Она была бы и хорошо сложена, если бы не слишкомъ большая сухость тѣла и несоразмѣрная голова, по среднему росту; но она не должна была быть привлекательна для мужчинъ. Она была похожа на прекрасный, хотя еще и полный лепестковъ, но уже отцвѣтшій, безъ запаха цвѣтокъ. Кромѣ того, она не могла быть привлекательною для мужчинъ еще и потому, что ей недоставало того, чего слишкомъ много было въ Кити, — сдержаннаго огня жизни и сознанія своей привлекательности.
Она всегда казалась занятою дѣломъ, въ которомъ не могло быть сомнѣнія, и потому, казалось, ничѣмъ постороннимъ не могла интересоваться. Этою противоположностью съ собой она особенно привлекала къ себѣ Кити. Кити чувствовала, что въ ней, въ ея складѣ жизни она найдетъ образецъ того, чего теперь мучительно искала: интересовъ жизни, достоинства жизни — внѣ отвратительныхъ для Кити свѣтскихъ отношеній дѣвушки къ мужчинамъ, представлявшихся ей теперь позорною выставкой товара, ожидающаго покупателя. Чѣмъ больше Кити наблюдала своего неизвѣстнаго друга, тѣмъ болѣе убѣждалась,
