„Да, я долженъ былъ сказать ему: вы говорите, что хозяйство наше не идетъ потому, что мужикъ ненавидитъ всѣ усовершенствованія и что ихъ надо вводить властью; но, если бы хозяйство совсѣмъ не шло безъ этихъ усовершенствованій, вы бы были правы; но оно идетъ только тамъ, гдѣ рабочій дѣйствуетъ сообразно со своими привычками, какъ у старика на половинѣ дороги. Ваше и наше общее недовольство хозяйствомъ доказываетъ, что виноваты мы, а не рабочіе. Мы давно уже ломиимъ по-своему, по-европейски, не спрашиваясь о свойствахъ рабочей силы. Попробуемъ признать рабочую силу не идеальною рабочею силой, а русскимъ мужикомъ съ его инстинктами и будемъ устраивать сообразно съ этимъ хозяйство. Представьте себѣ, долженъ бы я былъ сказать ему, что у васъ хозяйство ведется, какъ у старика, что вы нашли средство заинтересовать рабочихъ въ успѣхѣ работы и нашли ту же середину въ усовершенствованіяхъ, которую они признаютъ, и вы, не истощая почвы, получите вдвое, втрое противъ прежняго. Раздѣлите пополамъ, отдайте половину рабочей силѣ; та разность, которая вамъ останется, будетъ больше, и рабочей силѣ достанется больше. А чтобы сдѣлать это, надо спустить уровень хозяйства и заинтересовать рабочихъ въ успѣхѣ хозяйства. Какъ это сдѣлать, это вопросъ подробностей; но несомнѣнно, что это возможно“.
Мысль эта привела Левина въ сильное волненіе. Онъ не спалъ половину ночи, обдумывая подробности для приведенія мысли въ исполненіе. Онъ не сбирался уѣзжать на другой день, но теперь рѣшилъ, что уѣдетъ рано утромъ домой. Кромѣ того, эта свояченица съ вырѣзомъ въ платьѣ производила въ немъ чувство, подобное стыду и раскаянію въ совершонномъ дурномъ поступкѣ. Главное же — ему нужно было ѣхать, не откладывая: надо успѣть предложить мужикамъ новый проектъ, прежде чѣмъ посѣяно озимое, съ тѣмъ чтобы сѣять его уже на новыхъ основаніяхъ. Онъ рѣшилъ перевернуть все прежнее хозяйство.
