старикъ, къ которому онъ заѣзжалъ обсушиться, очевидно одобрялъ планъ Левина и самъ предлагалъ вступить въ товарищество по покупкѣ скота.
„Надо только упорно идти къ своей цѣли, и я добьюсь своего, — думалъ Левинъ, — а работать и трудиться есть изъ-за чего. Это дѣло не мое личное, а тутъ вопросъ объ общемъ благѣ. Все хозяйство, главное положеніе всего народа, совершенно должно измѣниться. Вмѣсто бѣдности — общее богатство, довольство; вмѣсто вражды — согласіе и связь интересовъ. Однимъ словомъ, революція безкровная, но величайшая революція, сначала въ маленькомъ кругу нашего уѣзда, потомъ губерніи, Россіи, всего міра. Потому что мысль справедливая не можетъ не быть плодотворна. Да, это цѣль, изъ-за которой стоитъ работать. И то, что это я, Костя Левинъ, тотъ самый, который пріѣхалъ на балъ въ черномъ галстукѣ и которому отказала Щербацкая и который такъ самъ для себя жалокъ и ничтоженъ, — это ничего не доказываетъ. Я увѣренъ, что Франклинъ чувствовалъ себя такъ же ничтожнымъ и такъ же не довѣрялъ себѣ, вспоминая себя всего. Это ничего не значитъ. И у него была вѣрно своя Агаѳья Михайловна, которой онъ повѣрялъ свои тайны“.
Въ такихъ мысляхъ Левинъ уже въ темнотѣ подъѣхалъ къ дому.
Приказчикъ, ѣздившій къ купцу, пріѣхалъ и привезъ часть денегъ за пшеницу. Условіе съ дворникомъ было сдѣлано, и по дорогѣ приказчикъ узналъ, что хлѣбъ вездѣ застоялъ въ полѣ, такъ что неубранныя свои 160 копенъ были ничто въ сравненіи съ тѣмъ, что было у другихъ.
Пообѣдавъ, Левинъ сѣлъ, какъ и обыкновенно, съ книгой на кресло и, читая, продолжалъ думать о своей предстоящей поѣздкѣ въ связи съ книгой. Нынче ему особенно ясно представлялось все значеніе его дѣла и сами собой складывались въ его умѣ цѣлые періоды, выражающіе сущность его мыслей. „Это надо записать, — подумалъ онъ. — Это должно составить
