КЛАССИЧЕСКИМЪ называютъ то, о чемъ каждый говоритъ, но чего никто не читаетъ… Этотъ правдивый, къ сожалѣнію, парадоксъ Оскара Уайльда, вложенный имъ въ уста лорда Генри, примѣнимъ и къ скульптурѣ. Причисленіе искусства къ „классическому“ подобно смерти: сдѣлавшись „классическимъ“, искусство переходитъ въ вѣдѣніе педагоговъ и ученыхъ и утрачиваетъ свой непосредственный, жизненный смыслъ. Начинаются точныя изслѣдованія, кропотливая работа, въ которую зарываются спеціалисты, и отъ искусства отлетаетъ "духъ живой" на порогѣ недосягаемой для „непосвященныхъ“ области науки.
Античная эпоха болѣе другихъ пострадала отъ этого печальнаго явленія. Только на краткій срокъ проявила она жизненность и привлекла къ себѣ большіе круги почитателей, — то было время Винкельмана, когда греческая пластика считалась единственнымъ эстетическимъ мѣриломъ, а греческая живопись на вазахъ вліяла на созданіе новаго стиля. Въ этотъ періодъ чистаго вдохновенія для классическаго искусства, оно могло проявляться въ жизни, несмотря на то, или — лучше сказать — потому, что было еще мало изслѣдовано. Но съ тѣхъ поръ, по мѣрѣ накопленія фактическаго матеріала, все античное стало отступать на задній планъ; не то, чтобы къ нему уменьшилось уваженіе, — античное искусство все еще остается „образцовымъ“, — но въ немъ перестали видѣть жизненную цѣнность, оно было предоставлено изслѣдователю, спеціалисту, а для жизни сохранилось только убѣжденіе, что заключено въ немъ нѣчто высокое и значительное, однако подернутое пеленой героическаго и миөологическаго, — что уже совсѣмъ чуждо и непонятно современному человѣку... Слово „археологія“ сдѣлалось страшнымъ призракомъ для многихъ, побуждая ихъ отступать отъ этой области, занятой учеными. И тогда, вмѣсто эпитета „прекрасный“, къ произведеніямъ античной пластики стали
