Я держу себя на грани
Обольстительныхъ безумій,
Въ нѣжно-радужномъ туманѣ,
Между волнъ, въ поющемъ шумѣ.
5 Въ гулѣ тающихъ веселій,
Бросивъ мысль во власть зарницы,
Я въ лазурной колыбели,
Я въ чертогѣ Райской птицы.
Я держу себя на грани
Обольстительных безумий,
В нежно-радужном тумане,
Между волн, в поющем шуме.
5 В гуле тающих веселий,
Бросив мысль во власть зарницы,
Я в лазурной колыбели,
Я в чертоге Райской птицы.
Когда и правая и лѣвая рука
Чрезъ волшебство поютъ на клавишахъ двуцвѣтныхъ,
И звѣздною росой обрызгана тоска,
И колокольчики журчатъ въ мечтахъ разсвѣтныхъ,—
5 Тогда священна ты,—ты не одна изъ насъ,
А ты какъ Солнца лучъ въ движеніи тумана,
И голосъ сердца ты, и листьевъ ты разсказъ,
И въ рощѣ дремлющей идущая Діана.
Всего острѣй поетъ въ тебѣ одна струна,
10 Чрезъ грезу Шумана и зыбкій стонъ Шопена.
Безуміе Луны! И вся ты—какъ Луна,
Когда вскипитъ волна, но падаетъ какъ пѣна.
Когда и правая и левая рука
Чрез волшебство поют на клавишах двуцветных,
И звёздною росой обрызгана тоска,
И колокольчики журчат в мечтах рассветных, —
5 Тогда священна ты, — ты не одна из нас,
А ты как Солнца луч в движении тумана,
И голос сердца ты, и листьев ты рассказ,
И в роще дремлющей идущая Диана.
Всего острей поёт в тебе одна струна,
10 Чрез грёзу Шумана и зыбкий стон Шопена.
Безумие Луны! И вся ты — как Луна,
Когда вскипит волна, но падает как пена.
