Божья Мать стоитъ въ туманѣ, |
Балеарскіе острова являютъ изъ себя особый, замкнутый въ себѣ, малый міръ, свой тамъ языкъ, особыя лица, мало похожія на Испанскія, свои нравы и обычаи, мирная природа, островъ-садъ. Какъ извѣстно, Балеарскихъ острововъ три—Майорка, Менорка и Кабрера, къ нимъ примыкаютъ еще въ этомъ нѣжно-голубомъ морѣ Ивиса и Форментера. Балеаресъ происходитъ отъ Финикійскаго словосочетанія Бааль Іаро, что значитъ ловкій въ метаніи. Древніе жители Балеарскихъ острововъ были знамениты, какъ ловкіе метатели камней изъ пращи. Эти острова назывались еще Афросіадасъ и Афросидіадасъ, такъ именовала ихъ святой Іеронимъ и святой Исидоръ, желая выразить особую любовь, которую внушали туземцамъ женщины, и потому еще, что тамъ почитали Афродиту. Страбонъ же именовалъ ихъ Эудемонасъ, то-есть весьма счастливыми. Балеарскіе острова, кромѣ туземцевъ, испоконъ вѣку были заселены Финикіянами, столкнувшимися въ теченіе дней съ Римлянами, которые, выдержавъ упорную борьбу, оказались побѣдителями. Кромѣ Кельтовъ, Финикіянъ, Грековъ, и Римлянъ, эти острова вѣдали, въ своей исторической повѣсти, Викинговъ, Арабовъ, и Испанцевъ, Все народы горячіе пронесли здѣсь свои знамена, провѣяли вѣтромъ раскаленнымъ. И словно оставили искорки свѣтлыя, пляшущія искры жизни и страсти, въ глазахъ этихъ смуглыхъ мужчинъ и женщинъ, живущихъ здѣсь.
Отъ искры къ искрѣ. Была одна поразительная лунная ночь на Майоркѣ. Столько ужь ночей и вѣковъ свѣтитъ Луна, а нѣтъ-нѣтъ да и засвѣтитъ такъ, какъ будто въ первый разъ свѣтитъ. Такъ вотъ и было. И что въ Лунѣ было особеннаго, этого разсказать нельзя, но свѣтила она такъ, что въ сердцѣ было счастье, а въ глазахъ были сіянья нездѣшнія, а на Морѣ былъ серебряный балъ. Волны плескались о камни, засвѣчались серебряными маленькими молніями, любили Луну и хотѣли къ ней. Полъ-Моря было изъ серебра золотистаго, а полъ-Моря изъ серебра серебристаго. Переливались свѣты, переходили чарованія изъ одного оттѣнка въ другой, и какъ въ Венеціи скользятъ длинныя го̀ндолы, такъ и тутъ, недалеко отъ берега, скользили тамъ и сямъ длинныя лодки, съ сіяющимъ фонаремъ на передней части. Этотъ огонь, приманивалъ пляшущихъ рыбокъ, съ лодки опускалась въ воду сѣть въ видѣ большого ковша, и изъ этого сквозного ковша, черезъ нѣсколько секундъ, въ лодку лился серебряный дождь пойманныхъ трепещущихъ рыбокъ. Большая часть ихъ упадала, какъ въ сіяющемъ водопадѣ, на дно лодки, а иныя имѣли веселую силу отпрыгнуть въ сторону и, промелькнувъ серебрянымъ узоромъ, снова укрыться въ воду. Смотрѣть на этотъ серебряный балъ съ берега, и быть человѣкомъ—можно было подумать, что рыбкамъ такъ весело попадаться въ сѣть и плясать, и плясать подъ Луной.
Но не будемъ долго медлить въ Пальмѣ. Правда, красиво тамъ раскинули пальмы свою зелено-вѣерную листву, и мимоза цвѣтетъ, и драконово дерево, съ цвѣтками красными какъ пятна крови. Но тутъ дышатъ не только деревья, а и люди. Люди же, въ концѣ-концовъ, вездѣ утомительны.
Божья Мать стоит в тумане, |
Балеарские острова являют из себя особый, замкнутый в себе, малый мир, свой там язык, особые лица, мало похожие на Испанские, свои нравы и обычаи, мирная природа, остров-сад. Как известно, Балеарских островов три — Майорка, Менорка и Кабрера, к ним примыкают еще в этом нежно-голубом море Ивиса и Форментера. Балеарес происходит от Финикийского словосочетания Бааль Иаро, что значит ловкий в метании. Древние жители Балеарских островов были знамениты, как ловкие метатели камней из пращи. Эти острова назывались еще Афросиадас и Афросидиадас, так именовала их святой Иероним и святой Исидор, желая выразить особую любовь, которую внушали туземцам женщины, и потому еще, что там почитали Афродиту. Страбон же именовал их Эудемонас, то есть весьма счастливыми. Балеарские острова, кроме туземцев, испокон веку были заселены Финикиянами, столкнувшимися в течение дней с Римлянами, которые, выдержав упорную борьбу, оказались победителями. Кроме Кельтов, Финикиян, Греков, и Римлян, эти острова ведали, в своей исторической повести, Викингов, Арабов, и Испанцев, Всё народы горячие пронесли здесь свои знамена, провеяли ветром раскаленным. И словно оставили искорки светлые, пляшущие искры жизни и страсти, в глазах этих смуглых мужчин и женщин, живущих здесь.
От искры к искре. Была одна поразительная лунная ночь на Майорке. Столько уж ночей и веков светит Луна, а нет-нет да и засветит так, как будто в первый раз светит. Так вот и было. И что в Луне было особенного, этого рассказать нельзя, но светила она так, что в сердце было счастье, а в глазах были сиянья нездешние, а на Море был серебряный бал. Волны плескались о камни, засвечались серебряными маленькими молниями, любили Луну и хотели к ней. Пол-Моря было из серебра золотистого, а пол-Моря из серебра серебристого. Переливались светы, переходили чарования из одного оттенка в другой, и как в Венеции скользят длинные го́ндолы, так и тут, недалеко от берега, скользили там и сям длинные лодки, с сияющим фонарем на передней части. Этот огонь, приманивал пляшущих рыбок, с лодки опускалась в воду сеть в виде большого ковша, и из этого сквозного ковша, через несколько секунд, в лодку лился серебряный дождь пойманных трепещущих рыбок. Большая часть их упадала, как в сияющем водопаде, на дно лодки, а иные имели веселую силу отпрыгнуть в сторону и, промелькнув серебряным узором, снова укрыться в воду. Смотреть на этот серебряный бал с берега, и быть человеком — можно было подумать, что рыбкам так весело попадаться в сеть и плясать, и плясать под Луной.
Но не будем долго медлить в Пальме. Правда, красиво там раскинули пальмы свою зелено-веерную листву, и мимоза цветет, и драконово дерево, с цветками красными как пятна крови. Но тут дышат не только деревья, а и люди. Люди же, в конце концов, везде утомительны.
