Страница:Бальмонт. Морское свечение. 1910.pdf/70

Юстины или иного «Христова ягненочка»—освободительную силу «крещенья слезами».

Но возьмемъ самое преданіе о Твардовскомъ.

ТВАРДОВСКІЙ.

Твардовскій добрый шляхтичъ былъ съ обоихъ
Концовъ семьи: кудели и меча.
Хотѣлъ умомъ сильнѣе быть, чѣмъ люди,
И снадобье хотѣлъ найти отъ смерти,
Затѣмъ что умирать онъ не хотѣлъ.
Начетчикъ, въ старыхъ книгахъ прочиталъ онъ,
Какъ можно вызвать Дьявола, и въ полночь,
Подъ Краковомъ, вступилъ съ нимъ въ договоръ,
Гдѣ выставилъ, въ числѣ другихъ, условье,
Что до тѣхъ поръ ни къ тѣлу, ни къ душѣ
Не можетъ сила ада подступиться,
Пока не будетъ въ Римѣ схваченъ онъ.
Засимъ—услуги Дьявола. Безъ счета.
Все серебро, какое было въ Польшѣ,
Онъ въ мѣсто снесъ одно, пескомъ засыпалъ,
Отсюда—Олькушъ съ славнымъ рудникомъ.
Чего бы только ни хотѣлъ Твардовскій,
Онъ все имѣлъ, лишь вымолви желанье.
Нарисовавъ коня, на нёмъ скакалъ;
Леталъ безъ крылъ по воздуху высоко;
По водамъ Вислы съ милой плавалъ противъ
Теченья, безъ весла и безъ вѣтрилъ;
По прихоти своей капризной воли
На груды горъ онъ горы громоздилъ;
И въ ночь одну выкапывалъ озера;
Когда хотѣлъ жениться, тайну панны
Отъ пчелки златокрылой онъ узналъ;
Смѣялся надъ людьми, порой—лѣчилъ ихъ,
Дурачилъ ихъ, предназначалъ по волѣ—
Того женить, а этихъ разженить;
О золотѣ и говорить не нужно,—
Оно съ нимъ было, какъ съ волной песокъ.
Однажды, безъ приборовъ чернокнижныхъ,
Зашелъ въ глухой онъ боръ, и думалъ тамъ.
Задумался глубоко онъ. Вдругъ—Дьяволъ.
Предсталъ, глядитъ, и глухо молвилъ: Въ Римъ.
Разгнѣванный, заклялъ его Твардовскій,
Злой духъ отъ чернокнижника бѣжалъ,
Зубами скрежеща въ безсильной злобѣ,
Но, убѣгая вырвалъ онъ сосну,
Въ Твардовскаго съ размаху ей швырнулъ онъ,
И былъ съ минуты той Твардовскій хромъ.
Притомъ, какъ чернокнижникъ не былъ счастливъ
Отъ всѣхъ причудъ, которыя исчерпалъ,
Такъ Дьявола возможно-ль усыпить
Какой-то причиненной хромотою!
Къ Твардовскому приходитъ дворянинъ
И молитъ: «Дай лѣкарства. Панъ вельможный
Внезапно занемогъ. Приди, спаси,
Вѣдь ты одинъ». Твардовскій—въ Сандомирскомъ.
Въ корчмѣ, гдѣ слегъ и ждетъ вельможный панъ.
Чуть только перешелъ порогъ Твардовскій,
На крышу сѣли вороны кругомъ,
Закаркали. И понялъ чернокнижникъ,
Что тутъ случилось что-то внѣ разсчета.
Онъ быстро къ колыбели подошелъ,
Гдѣ былъ ребенокъ, только что крещеный,
И на руки беретъ его. А Дьяволъ
Ужь тутъ какъ тутъ, и говоритъ: «Ты—мой».
«—Я твой?»—«Мы въ Римѣ».—«Это что за бредни?»
«—Корчма, въ которой ты, зовется Римъ».
Подъяты когти Дьявола, но сила
Ребенка, освященнаго крещеньемъ,
Ему—стѣна. Чрезъ стѣну ходятъ мыши.
Онъ говоритъ: «Послушай, ты вѣдь шляхтичъ.
Такъ значитъ знаешь, verbum nobile

Тот же текст в современной орфографии

Юстины или иного «Христова ягненочка» — освободительную силу «крещенья слезами».

Но возьмем самое предание о Твардовском.

ТВАРДОВСКИЙ

Твардовский добрый шляхтич был с обоих
Концов семьи: кудели и меча.
Хотел умом сильнее быть, чем люди,
И снадобье хотел найти от смерти,
Затем что умирать он не хотел.
Начетчик, в старых книгах прочитал он,
Как можно вызвать Дьявола, и в полночь,
Под Краковом, вступил с ним в договор,
Где выставил, в числе других, условье,
Что до тех пор ни к телу, ни к душе
Не может сила ада подступиться,
Пока не будет в Риме схвачен он.
Засим — услуги Дьявола. Без счета.
Всё серебро, какое было в Польше,
Он в место снес одно, песком засыпал,
Отсюда — Олькуш с славным рудником.
Чего бы только ни хотел Твардовский,
Он всё имел, лишь вымолви желанье.
Нарисовав коня, на нём скакал;
Летал без крыл по воздуху высоко;
По водам Вислы с милой плавал против
Теченья, без весла и без ветрил;
По прихоти своей капризной воли
На груды гор он горы громоздил;
И в ночь одну выкапывал озера;
Когда хотел жениться, тайну панны
От пчелки златокрылой он узнал;
Смеялся над людьми, порой — лечил их,
Дурачил их, предназначал по воле —
Того женить, а этих разженить;
О золоте и говорить не нужно, —
Оно с ним было, как с волной песок.
Однажды, без приборов чернокнижных,
Зашел в глухой он бор, и думал там.
Задумался глубоко он. Вдруг — Дьявол.
Предстал, глядит, и глухо молвил: В Рим.
Разгневанный, заклял его Твардовский,
Злой дух от чернокнижника бежал,
Зубами скрежеща в бессильной злобе,
Но, убегая вырвал он сосну,
В Твардовского с размаху ей швырнул он,
И был с минуты той Твардовский хром.
Притом, как чернокнижник не был счастлив
От всех причуд, которые исчерпал,
Так Дьявола возможно ль усыпить
Какой-то причиненной хромотою!
К Твардовскому приходит дворянин
И молит: «Дай лекарства. Пан вельможный
Внезапно занемог. Приди, спаси,
Ведь ты один». Твардовский — в Сандомирском.
В корчме, где слег и ждет вельможный пан.
Чуть только перешел порог Твардовский,
На крышу сели вороны кругом,
Закаркали. И понял чернокнижник,
Что тут случилось что-то вне расчёта.
Он быстро к колыбели подошел,
Где был ребенок, только что крещеный,
И на руки берет его. А Дьявол
Уж тут как тут, и говорит: «Ты — мой».
«— Я твой?» — «Мы в Риме». — «Это что за бредни?»
«— Корчма, в которой ты, зовется Рим».
Подъяты когти Дьявола, но сила
Ребенка, освященного крещеньем,
Ему — стена. Чрез стену ходят мыши.
Он говорит: «Послушай, ты ведь шляхтич.
Так значит знаешь, verbum nobile