КОГДА начинаются разсужденія о литературѣ и поэтическомъ творчествѣ, мной овладѣваетъ мучительная скука и безпомощная тоска. Безпомощная, ибо разсужденіе вообще занятіе безплодное, сѣраго цвѣта, а разсужденія о поэтическомъ творчествѣ, которое по существу своему внѣ способности разсуждающей, есть кромѣ того и занятіе ложное, лживое, недобросовѣстное. И помочь людямъ, которые добросовѣстно дѣлаютъ недобросовѣстное дѣло, невозможно.
Когда рѣчь идетъ о творчествѣ, можно говорить лишь о своемъ впечатлѣніи, а не вязать и разрѣшать. Можно говорить лишь о своемъ отвѣтномъ, отображенномъ, разбуженномъ, усложненномъ моей собственной личностью, обогащенномъ моей собственной личностью, новомъ, измѣненномъ, или вовсе новомъ, вновь родившемся, художественномъ впечатлѣніи. А критика, какъ критика, есть нонсенсъ. Критикъ, какъ критикъ, есть всегда—или разбойничающій журналистъ, или смѣшной подслѣповатый воспитатель, котораго не хотятъ, и не могутъ слушаться никакіе воспитанники, кромѣ тѣхъ, коимъ онъ обыкновенно и самъ не радъ, ибо чего можно ждать отъ послушной бездарности.
КОГДА начинаются рассуждения о литературе и поэтическом творчестве, мной овладевает мучительная скука и беспомощная тоска. Беспомощная, ибо рассуждение вообще занятие бесплодное, серого цвета, а рассуждения о поэтическом творчестве, которое по существу своему вне способности рассуждающей, есть кроме того и занятие ложное, лживое, недобросовестное. И помочь людям, которые добросовестно делают недобросовестное дело, невозможно.
Когда речь идет о творчестве, можно говорить лишь о своем впечатлении, а не вязать и разрешать. Можно говорить лишь о своем ответном, отображенном, разбуженном, усложненном моей собственной личностью, обогащенном моей собственной личностью, новом, измененном, или вовсе новом, вновь родившемся, художественном впечатлении. А критика, как критика, есть нонсенс. Критик, как критик, есть всегда — или разбойничающий журналист, или смешной подслеповатый воспитатель, которого не хотят, и не могут слушаться никакие воспитанники, кроме тех, коим он обыкновенно и сам не рад, ибо чего можно ждать от послушной бездарности.
