леніе истины въ отношеніи къ частнымъ случаямъ и предметамъ конечно не важно, и вообще трудно указать на тѣ пути раціоналистическаго зла, которыми оно разливается изъ своего источника: гораздо замѣчательнѣе, что до временъ Канта, Христіанскій міръ не видѣлъ примѣровъ смѣшиванія метафизическихь правъ человѣка съ политическими, а Религія не встрѣчала раціоналистовъ. He отъ того ли это, что тогда Философія не превращала ума въ фантастическое божество и не выводила его изъ подъ условій общества и Вѣры? Что же касается до синтетизма; то онъ идетъ прямо противъ подобныхъ злоупотребленій философскаго изслѣдованія, потому что поставляетъ умъ въ предѣлахъ болѣе тѣсныхъ, уравниваетъ его съ другими силами въ сознаніи человѣческаго субъекта и, обращая вниманіе на его существо и дѣятельность, показываетъ его зависимость отъ абсолютнаго и чувствопостигаемаго. Сверхъ того синтетизмъ естественно и легко разрѣшаетъ многія, весьма важныя проблемы, признанныя неразрѣшимыми. Мы разумѣемъ тѣ, которыя имѣютъ цѣлію согласить въ человѣческомъ представленіи конечное съ безконечнымъ, временное съ вѣчнымъ, бытіе съ познаніемъ, сущность съ явленіемъ, животность съ духовностію и т. д. Рѣшеніе ихъ возможно только для философскаго синтетизма; потому что онъ всѣ эти крайности сводитъ въ сверхчувственномъ или мыслимомъ, развивая его изъ реальныхъ бытій: природы, человѣка и Бога, слѣдовательно съ
