димости и обратился въ суевѣрное „переживаніе“. Враговъ надо было съѣдать, чтобы унаслѣдовать ихъ храбрость; потомъ, въ болѣе позднюю эпоху, для той же цѣли съѣдалось уже одно только сердце врага, или его глазъ. Въ то же время, среди другихъ племенъ, у которыхъ развилось многочисленное духовенство и выработалась сложная миѳологія, были придуманы злые боги, жаждущіе человѣческой крови, и жрецы требовали человѣческихъ жертвъ для умилостивленія боговъ. Въ этой религіозной фазѣ своего существованія каннибализмъ достигъ наиболѣе возмутительныхъ своихъ формъ. Мексика является хорошо извѣстнымъ въ этомъ отношеніи примѣромъ, а на Фиджи, гдѣ король могъ съѣсть любого изъ своихъ подданныхъ, мы также находимъ могущественную касту жрецовъ, сложную теологію[1], и полное развитіе неограниченной власти королей. Такимъ образомъ, каннибализмъ, возникшій въ силу необходимости, сдѣлался въ болѣе поздній періодъ религіознымъ учрежденіемъ, и въ этой формѣ онъ долго существовала послѣ того, какъ давно уже исчезъ среди племенъ, которыя, несомнѣнно, практиковали его въ прежнія времена, но не достигли теократической стадіи развитія. То же самое можно сказать относительно дѣто-убійства и оставленія на произволъ судьбы престарѣлыхъ родителей. Въ нѣкоторыхъ случаяхъ эти явленія такъ же поддерживались, какъ пережитокъ старыхъ временъ, въ видѣ религіозно хранимой традиціи прошлаго.
Въ заключеніе я упомяну еще объ одномъ чрезвычайно важномъ и повсемѣстномъ обычаѣ, который также далъ поводъ въ литературѣ къ самымъ ошибочнымъ заключеніямъ. Я имѣю въ виду обычай кровавой мести. Всѣ дикари убѣждены, что пролитая кровь должна быть отомщена кровью. Если кто-нибудь былъ убитъ, то убійца тоже долженъ умереть; если кто-нибудь былъ раненъ и пролита была его кровь, то кровь нанесшаго рану тоже должна быть пролита. Никакихъ исключеній изъ этого правила не допускается: оно распространяется даже на животныхъ; если охотникъ пролилъ кровь—убивая медвѣдя, или бѣлку,—его кровь тоже должна быть
- ↑ W. T. Pritchard, «Polynesian Reminiscences», London, 1866, стр. 363.
димости и обратился в суеверное «переживание». Врагов надо было съедать, чтобы унаследовать их храбрость; потом, в более позднюю эпоху, для той же цели съедалось уже одно только сердце врага, или его глаз. В то же время, среди других племён, у которых развилось многочисленное духовенство и выработалась сложная мифология, были придуманы злые боги, жаждущие человеческой крови, и жрецы требовали человеческих жертв для умилостивления богов. В этой религиозной фазе своего существования каннибализм достиг наиболее возмутительных своих форм. Мексика является хорошо известным в этом отношении примером, а на Фиджи, где король мог съесть любого из своих подданных, мы также находим могущественную касту жрецов, сложную теологию[1], и полное развитие неограниченной власти королей. Таким образом, каннибализм, возникший в силу необходимости, сделался в более поздний период религиозным учреждением, и в этой форме он долго существовала после того, как давно уже исчез среди племён, которые, несомненно, практиковали его в прежние времена, но не достигли теократической стадии развития. То же самое можно сказать относительно детоубийства и оставления на произвол судьбы престарелых родителей. В некоторых случаях эти явления также поддерживались, как пережиток старых времён, в виде религиозно хранимой традиции прошлого.
В заключение я упомяну ещё об одном чрезвычайно важном и повсеместном обычае, который также дал повод в литературе к самым ошибочным заключениям. Я имею в виду обычай кровавой мести. Все дикари убеждены, что пролитая кровь должна быть отомщена кровью. Если кто-нибудь был убит, то убийца тоже должен умереть; если кто-нибудь был ранен и пролита была его кровь, то кровь нанёсшего рану тоже должна быть пролита. Никаких исключений из этого правила не допускается: оно распространяется даже на животных; если охотник пролил кровь — убивая медведя, или белку, — его кровь тоже должна быть
- ↑ W. T. Pritchard, «Polynesian Reminiscences», London, 1866, стр. 363.
