лась, шестью или двѣнадцатью лицами, которые подтверждали или отрицали фактъ обиды подъ присягою; къ Божьему суду прибѣгали только въ томъ случаѣ, если оказывалось противорѣчіе между двумя составами со-присягателей обѣихъ тяжущихся сторонъ. Подобная процедура, остававшаяся въ силѣ болѣе чѣмъ двѣ тысячи лѣтъ, достаточно говоритъ сама за себя; она показываетъ, насколько тѣсны были узы, связывавшія между собой всѣхъ членовъ общины. При томъ, нужно помнить, что, кромѣ своего нравственнаго авторитета, мірской сходъ не имѣлъ никакой другой силы, чтобы привести свой приговоръ въ исполненіе. Единственной возможной угрозой непокорному было бы объявленіе его изгоемъ, находящимся внѣ закона; но даже и эта угроза была обоюдо-острымъ оружіемъ. Человѣкъ, недовольный рѣшеніемъ мірского схода, могъ заявить, что онъ выходитъ изъ своего рода и присоединяется къ другому роду, — а это была ужасная угроза, такъ какъ, по общему убѣжденію, она непремѣнно навлекала всевозможныя несчастія на родъ, который могъ совершить несправедливость по отношенію къ одному изъ своихъ сочленовъ[1]. Сопротивленіе справедливому рѣшенію, основанному на обычномъ правѣ, было просто „невообразимо“, по очень удачному выраженію Генри Мэна, такъ какъ „законъ, нравственность и фактъ представляли въ тѣ времена нѣчто нераздѣльное“[2]. Нравственный авторитетъ общины былъ настолько великъ, что даже въ гораздо болѣе позднюю пору, когда деревенскія общины подпали уже въ подчиненіе феодальнымъ владѣльцамъ, онѣ тѣмъ не менѣе удерживали за собой юридическую власть; онѣ только предоставляли владѣльцу, или его представителю, „находить“ вышеупомянутые условные приговоры, въ согласіи съ обычнымъ правомъ, которое онъ клялся сохранять въ чистотѣ, при чемъ ему предоставлялось взимать въ свою пользу ту пеню (fred), которая прежде взыскивалась въ пользу общины[3]. Но въ теченіе долгаго времени самъ феодальный владѣлецъ, если онъ являлся совладѣль-
- ↑ Этотъ обычай до сихъ поръ сохранился у многихъ африканскихъ и другихъ племенъ.
- ↑ «Village Communities», стр. 65—68 и 199.
- ↑ Въ теченіе всего періода, вира (wehrgeld) платилась въ возмездіе за обиду обиженному; пеня же (fred) платилась общинѣ, а
лась, шестью или двенадцатью лицами, которые подтверждали или отрицали факт обиды под присягою; к Божьему суду прибегали только в том случае, если оказывалось противоречие между двумя составами соприсягателей обеих тяжущихся сторон. Подобная процедура, остававшаяся в силе более чем две тысячи лет, достаточно говорит сама за себя; она показывает, насколько тесны были узы, связывавшие между собой всех членов общины. Притом, нужно помнить, что, кроме своего нравственного авторитета, мирской сход не имел никакой другой силы, чтобы привести свой приговор в исполнение. Единственной возможной угрозой непокорному было бы объявление его изгоем, находящимся вне закона; но даже и эта угроза была обоюдоострым оружием. Человек, недовольный решением мирского схода, мог заявить, что он выходит из своего рода и присоединяется к другому роду, — а это была ужасная угроза, так как, по общему убеждению, она непременно навлекала всевозможные несчастья на род, который мог совершить несправедливость по отношению к одному из своих сочленов[1]. Сопротивление справедливому решению, основанному на обычном праве, было просто «невообразимо», по очень удачному выражению Генри Мэна, так как «закон, нравственность и факт представляли в те времена нечто нераздельное»[2]. Нравственный авторитет общины был настолько велик, что даже в гораздо более позднюю пору, когда деревенские общины подпали уже в подчинение феодальным владельцам, они тем не менее удерживали за собой юридическую власть; они только предоставляли владельцу, или его представителю, «находить» вышеупомянутые условные приговоры, в согласии с обычным правом, которое он клялся сохранять в чистоте, причём ему предоставлялось взимать в свою пользу ту пеню (fred), которая прежде взыскивалась в пользу общины[3]. Но в течение долгого времени сам феодальный владелец, если он являлся совладель-
