ческихъ сношеніяхъ съ русскими. Такимъ образомъ открываются многочисленные пути къ обогащенію немногихъ, идущему рука-объ-руку съ обѣднѣніемъ массы, вслѣдствіе захвата русскими бурятскихъ земель. Тѣмъ не менѣе у бурятъ, особенно Кудинскихъ, держится обычай (а обычай — сильнѣе закона), согласно которому, если у семьи палъ скотъ, то болѣе богатыя семьи даютъ ей нѣсколько коровъ и лошадей, на поправку. Что же касается бѣдняковъ, безсемейныхъ, то они ѣдятъ у своихъ сородичей; бѣднякъ входитъ въ юрту, занимаетъ — по праву, а не изъ милости — мѣсто у огня и получаетъ свою долю пищи, которая всегда самымъ добросовѣстнымъ образомъ дѣлится на равныя части; спать онъ остается тамъ, гдѣ ужиналъ. Вообще, русскіе завоеватели Сибири были настолько поражены коммунистическими обычаями бурятъ, что они назвали ихъ, „братскими“ и доносили въ Москву: „у нихъ все сообща; все, что у нихъ есть, они дѣлятъ между всѣми“. Даже въ настоящее время, когда Кудинскіе буряты продаютъ свою пшеницу, или посылаютъ свой скотъ для продажи русскому мяснику, всѣ семьи улуса или даже рода ссыпаютъ пшеницу въ одно мѣсто и сгоняютъ скотъ въ одно стадо, продавая все оптомъ, какъ бы принадлежащее одному лицу. Кромѣ того, каждый улусъ имѣетъ свой запасный хлѣбный магазинъ для ссудъ на случай надобности, свои общинныя печи, чтобы печь хлѣбъ (four banal французскихъ общинъ) и своего кузнеца, который, подобно кузнецу въ индійскихъ селахъ[1], будучи членомъ общины, никогда не получаетъ платы за работу въ предѣлахъ общины. Онъ долженъ выполнять всю нужную кузнечную работу даромъ, а если онъ употребитъ свои часы досуга на выдѣлку чеканныхъ посеребренныхъ желѣзныхъ пластинокъ, служащихъ у бурятъ для украшенія одежды, то при случаѣ онъ можетъ продать ихъ женщинѣ изъ другого рода, но женщинѣ, принадлежащей къ его собственному роду, онъ можетъ только подарить ихъ. Купля-продажа вовсе не можетъ имѣть мѣста въ предѣлахъ общины, и это правило соблюдается такъ строго, что когда какая-нибудь зажиточная бурятская семья
- ↑ Sir Henry Maine’s «Village Соmmunities», New-York, 1876, стр. 193—196.
ческих сношениях с русскими. Таким образом открываются многочисленные пути к обогащению немногих, идущему рука об руку с обеднением массы, вследствие захвата русскими бурятских земель. Тем не менее у бурят, особенно кудинских, держится обычай (а обычай — сильнее закона), согласно которому, если у семьи пал скот, то более богатые семьи дают ей несколько коров и лошадей, на поправку. Что же касается бедняков, бессемейных, то они едят у своих сородичей; бедняк входит в юрту, занимает — по праву, а не из милости — место у огня и получает свою долю пищи, которая всегда самым добросовестным образом делится на равные части; спать он остаётся там, где ужинал. Вообще, русские завоеватели Сибири были настолько поражены коммунистическими обычаями бурят, что они назвали их, «братскими» и доносили в Москву: «у них всё сообща; всё, что у них есть, они делят между всеми». Даже в настоящее время, когда кудинские буряты продают свою пшеницу, или посылают свой скот для продажи русскому мяснику, все семьи улуса или даже рода ссыпают пшеницу в одно место и сгоняют скот в одно стадо, продавая всё оптом, как бы принадлежащее одному лицу. Кроме того, каждый улус имеет свой запасный хлебный магазин для ссуд на случай надобности, свои общинные печи, чтобы печь хлеб (four banal французских общин) и своего кузнеца, который, подобно кузнецу в индийских сёлах[1], будучи членом общины, никогда не получает платы за работу в пределах общины. Он должен выполнять всю нужную кузнечную работу даром, а если он употребит свои часы досуга на выделку чеканных посеребрённых железных пластинок, служащих у бурят для украшения одежды, то при случае он может продать их женщине из другого рода, но женщине, принадлежащей к его собственному роду, он может только подарить их. Купля-продажа вовсе не может иметь места в пределах общины, и это правило соблюдается так строго, что когда какая-нибудь зажиточная бурятская семья
- ↑ Sir Henry Maine’s «Village Соmmunities», New-York, 1876, стр. 193—196.
