опредѣляться лишь этимъ поводомъ. Эти подобныя арабескамъ историческія картины, которыя пытаются выростить какой-либо великій образъ на слабомъ стеблѣ, представляютъ собою поэтому, конечно, остроумную, но въ высшей степени поверхностную обработку исторіи. Въ этомъ происхожденіи великаго изъ малаго, правда, имѣетъ мѣсто поворотъ духа къ внѣшнему; но именно потому это не есть причина внутри его (духа), или, иначе, сказать, самый этотъ поворотъ снимаетъ отношеніе причинности.
2. Но эта опредѣленность отношенія причинности, по которой содержаніе и форма различны и безразличны, простирается далѣе. Опредѣленіе формы есть также опредѣленіе содержанія; причина и дѣйствіе, обѣ стороны отношенія, суть поэтому также другое содержаніе. Иля. иначе, содержаніе, такъ какъ оно есть содержаніе лишь нѣкоторой формы, имѣетъ различеніе въ немъ самомъ и по существу различно. Но поскольку эта его форма есть отношеніе причинности, которое есть нѣкоторое тожественное въ причинѣ и дѣйствіи содержаніе, то различное содержаніе связано внѣшнимъ образомъ, съ одной стороны, съ причиною, съ другой — съ дѣйствіемъ; тѣмъ самымъ оно не входитъ само въ актъ дѣйствія и въ отношеніе.
Такимъ образомъ, это внѣшнее содержаніе безотносительно; оно есть нѣкоторое непосредственное осуществленіе; или такъ какъ, какъ содержаніе, оно есть сущее въ себѣ тожество причины и дѣйствія, оно есть также непосредственное, сущее тожество. Это есть, поэтому, нѣкоторая вещь, имѣющая многообразныя опредѣленія своего существованія, между прочимъ и то, что она въ нѣкоторомъ смыслѣ есть и причина, и дѣйствіе. Опредѣленія формы, причина и дѣйствіе, имѣютъ въ ней свой субстратъ, т.-е. свою существенную устойчивость — и притомъ, каждая свою особую, — ибо ихъ тожество есть ихъ устойчивость; но вмѣстѣ съ тѣмъ это ихъ непосредственная устойчивость, а не ихъ устойчивость, какъ единство формы или отношеніе.
Но эта вещь есть не только субстратъ, а также субстанція, ибо она есть тожественная устойчивость лишь отношенія. Далѣе она есть конечная субстанція, ибо она опредѣлена, какъ непосредственная, въ противоположность ея причинности. Но она имѣетъ вмѣстѣ съ тѣмъ причинность, такъ какъ она есть равнымъ образомъ лишь тожественное этого отношенія. А какъ причина этотъ субстратъ есть отрицательное отношеніе къ себѣ. Но то самое, къ чему онъ относится, есть во-первыхъ, положеніе, такъ какъ оно опредѣлено. какъ непосредственно дѣйствительное; это положеніе, какъ содержаніе, есть вообще нѣкоторое опредѣленіе. Во-вторыхъ, причинность ему внѣшня; тѣмъ самымъ она сама образуетъ свое положеніе. Поскольку же онъ есть причинная субстанція, его причинность состоитъ въ томъ, чтобы относиться отрицательно къ себѣ, стало быть, къ своему положенію и къ внѣшней причинности. Дѣйствіе этой субстанціи начинается поэтому отъ нѣкотораго другого, освобождается отъ этого внѣшняго опредѣленія, и ея возвратъ въ себя есть сохраненіе своего непосредственнаго осуществленія и снятіе своего положенія, стало быть, вообще своей причинности.
определяться лишь этим поводом. Эти подобные арабескам исторические картины, которые пытаются вырастить какой-либо великий образ на слабом стебле, представляют собою поэтому, конечно, остроумную, но в высшей степени поверхностную обработку истории. В этом происхождении великого из малого, правда, имеет место поворот духа к внешнему; но именно потому это не есть причина внутри его (духа), или, иначе, сказать, самый этот поворот снимает отношение причинности.
2. Но эта определенность отношения причинности, по которой содержание и форма различны и безразличны, простирается далее. Определение формы есть также определение содержания; причина и действие, обе стороны отношения, суть поэтому также другое содержание. Иля. иначе, содержание, так как оно есть содержание лишь некоторой формы, имеет различение в нём самом и по существу различно. Но поскольку эта его форма есть отношение причинности, которое есть некоторое тожественное в причине и действии содержание, то различное содержание связано внешним образом, с одной стороны, с причиною, с другой — с действием; тем самым оно не входит само в акт действия и в отношение.
Таким образом, это внешнее содержание безотносительно; оно есть некоторое непосредственное осуществление; или так как, как содержание, оно есть сущее в себе тожество причины и действия, оно есть также непосредственное, сущее тожество. Это есть, поэтому, некоторая вещь, имеющая многообразные определения своего существования, между прочим и то, что она в некотором смысле есть и причина, и действие. Определения формы, причина и действие, имеют в ней свой субстрат, т. е. свою существенную устойчивость — и притом, каждая свою особую, — ибо их тожество есть их устойчивость; но вместе с тем это их непосредственная устойчивость, а не их устойчивость, как единство формы или отношение.
Но эта вещь есть не только субстрат, а также субстанция, ибо она есть тожественная устойчивость лишь отношения. Далее она есть конечная субстанция, ибо она определена, как непосредственная, в противоположность её причинности. Но она имеет вместе с тем причинность, так как она есть равным образом лишь тожественное этого отношения. А как причина этот субстрат есть отрицательное отношение к себе. Но то самое, к чему он относится, есть во-первых, положение, так как оно определено. как непосредственно действительное; это положение, как содержание, есть вообще некоторое определение. Во-вторых, причинность ему внешня; тем самым она сама образует свое положение. Поскольку же он есть причинная субстанция, его причинность состоит в том, чтобы относиться отрицательно к себе, стало быть, к своему положению и к внешней причинности. Действие этой субстанции начинается поэтому от некоторого другого, освобождается от этого внешнего определения, и её возврат в себя есть сохранение своего непосредственного осуществления и снятие своего положения, стало быть, вообще своей причинности.
