книгам о востоке, писанным на 24-м и 25-м годах его жизни, не только колорит поэтический, но и политический интерес. Под видом лёгкого, увлекательного рассказа, в очерках этих затаено гораздо более исторической истины, чем во многих ученых и политических книгах, которыми наводнила Европу всемирная литература и в которых попеременно отражается преобладающее влияние или времени, или места, или собственной, частной точки зрения на судьбы Востока, на турок или христиан.
В отцовском доме молодой Базили получил воспитание классическое. Он прошёл древних авторов до Гомера и до трагиков; знал с детства французский язык, но по-русски — ни полслова. Одесса была тогда преимущественно населена греками. Около года провёл он в этом городе, не учась ещё по-русски, а продолжая заниматься лишь греческою литературой, под руководством ученого профессора Геннадия, усердного этериста, героя народной борьбы и впоследствии гимнасиарха в Афинах.
Семейство Базили было совершенно разорено в ту пору. Всё имущество, оставшееся в Турции, было конфисковано, и в этот третий раз не одно отцовское, но и материнское. Богатые родственники, давно жившие в Одессе, одни доставляли изгнанникам средства к существованию. Мать Базили продавала уже последние свои спасённые бриллианты, когда правительство наше великодушно озаботилось о жертвах 1821 года. Семейству Базили была назначена пенсия от комитета, учреждённого по воле императора Александра I, вследствие ходатайств и забот памятного для России вельможи-христианина А. Н. Голицына.
Граф А. Г. Кушелев Безбородко, состоявший тогда при миссии нашей во Франкфурте, движимый также благородным соревнованием к страждущим греческим семействам, исходатайствовал высочайшее разрешение принять на своё иждивение в Гимназию шесть воспитанников из почётных семейств, спасавшихся в России. В числе избранных воспитанников был и тринадцати-летний Базили. При поступлении в Гимназию он не знал даже и русской азбуки, не говорил ни слова по-русски. Он мог только хорошо объясняться по-французски, знал греческую литературу и порядочно для своих лет начальные науки. Положение его было самое неприятное. Его определили по необходимости в первый класс где никто не только из воспитанников, но даже из наставников не мог с ним объясняться, причём его выговор, когда он пробовал заговорить по-русски, постоянно возбуждал между его товарищами громкий смех. Он стал молчаливым и первые шесть месяцев не говорил ни слова с своими соклассниками. Утешения в своём отчуждении он искал вне классов, в обществе старших, которые объяснялись по-французски. Базили учился прилежно; после же классов запирался в классной комнате и там декламировал уроки священной истории, по которой протоиерей, отец Волынский, принявший в молодом иностранце особое участие, учил его преимущественно русскому языку. Воля преодолела трудность и, к удивлению всех, чрез год Базили вдруг заговорил по-русски; изредка, правда, он
