на их непослушание, грубость и наглость. Особенно такое поведение пансионеров обращено было против тех наставников, к которым враждебно относился Белоусов: наставники эти жаловались, что для них опасно ходить ночью по коридорам, ибо пансионеры не только не уступают им дороги, но и толкают их. Пансионеры в свою очередь приходили к директору с жалобами на профессоров. Между ними даже распространено было мнение, что они подчинены только инспектору и что директор не имеет права вмешиваться в дела пансиона. На уроках законоучителя производили такой шум, что невозможно было оставаться в классе, а когда им объявлено было о приказании директора записывать шалунов, то подняли страшный крик и выгнали экзекутора, объявившего им о приказании директора; производили беспорядки даже в храме. «Видя, из какого источника проистекают все сии неустройства», пишет директор, «и удостоверившись, что юноши сами по себе не могли дойти до такой крайности, я решился поступать с ними, как с больными, и хотя употребляемы были пристойные и соответствующие обстоятельствам и качествам лиц обуздания, но больше действовал я увещаниями, которые — с Божиею помощию — и не остались тщетными, ибо вскоре пансионеры начали иначе поступать и судить, причём дерзость и непослушание прекратились. Во всех сих случаях я желал сберечь юношей, в которых, при сообщенных им заблуждениях, видел и доброту, раскаяние и слёзы».
Конференция, продолжает директор, также привлечена была «к ускромлению пансиона», причём обнаружились противоположные мнения, характеризующие обе стороны, на которые разделились все преподаватели. «При суждении о сём предмете, некоторые профессоры упомянули и о телесном наказании, но когда Билевич с своей стороны отозвался, что такое наказание считает в некоторых случаях нужным, то Шапалинский, ударив сильно рукою по столу, закричал: «протестуюсь, профессор Билевич говорит против узаконений»; при этом Шапалинский находил неуместным говорить в конференции о телесном наказании и старался доказать, что «понижение шаров за нерадение или худое поведение есть уже наказание, после которого не должно подвергать другому; директор же полагает, что понижение шаров означает только степень нерадения или неблагонравия, к исправлению же заслуживших неодобрение учеников нужны: увещание, истязание и наказание». Вообще Шапалинский, Ландражин и Зингер в донесении директора привлекаются к ответственности за распущенность пансиона. «Я должен сказать вашему превосходительству известную всем правду: когда Шапалинский, который излишними послаблениями старается угождать юношеству и всегда сообразно с сими правилами поступает и говорит, приблизился к директору Орлаю, то пансионеры начали пользоваться неумеренною свободою, так-что воспитанники того времени, остававшиеся ещё при мне в гимназии, называли оное золотым веком. Тогда же профессоры Ландражин и Зингер, поступавшие слишком дружественно с учениками и напоённые правилами, вовсе с общеполезными постановлениями несходными, получили свободный доступ к пан-
