— Я слышала разъ, какъ кричалъ человѣкъ, которому смяло экипажемъ ногу. Улица была полна народу, а казалось, что онъ только одинъ и есть.
— Но это страшнѣе.
— Громче, скажите.
— Протяжнѣе, пожалуй.
— Нѣтъ, страшнѣе. Здѣсь чувствуется смерть.
— И тамъ чувствовалась смерть. Онъ и умеръ.
— Не спорьте! Развѣ вамъ не все равно?
— Какъ странно кричитъ человѣкъ! Когда самой больно и кричишь, то не замѣчаешь, какъ это странно — какъ это странно.
— Я не могу представить себѣ рта, который издаетъ эти звуки. Неужели это ротъ женщины? Я не могу представить.
— Но чувствуется, что онъ перекосился.
— Въ какой то глубинѣ зарождается звукъ. Теперь это похоже на крикъ утопающаго. Слушайте, она захлебывается!
— Кто то тяжелый сѣлъ ей на грудь!
— Кто то душитъ ее!
— Наконецъ то умолкла. Это надоѣдаетъ. Крикъ такъ однообразенъ и не красивъ.
— А вы и тутъ хотѣли бы красоты, не правда ли?
— Тише! Онъ здѣсь?
— Не знаю.
— Кажется, здѣсь.
— Онъ не любитъ смѣха.
— Говорятъ, что Онъ смѣется самъ.
— Кто это видѣлъ? Вы передаете просто слухи: о Немъ такъ много лгутъ.
— Онъ слышитъ насъ. Будемъ серьезны!
