ные вопросы до пріѣзда нашего въ Петербургъ. Съ желѣзной дороги государь поѣхалъ въ Михайловскій манежъ, а я на дежурной или фельдъегерской тройкѣ въ инспекторскій департаментъ, чтобы, наконецъ, избавиться отъ ненавистной сумки съ бумагами. Эта несчастная сумка сдѣлалась мнѣ ненавистною потому, что въ теченіи секунды, не доѣзжая нѣсколькихъ верстъ до Тулы, была безвинно причиною самаго ужаснаго испуга, который я когда либо въ жизни имѣлъ случай испытать. Я уже упоминалъ о томъ, что въ Курскѣ, расположившись очень комфортабельно въ прекрасной зимней кибиткѣ, заплативъ прогоны до Орла и поручивъ дальнѣйшія дорожныя распоряженія моему милому и любезному спутнику, я спалъ почти до Тулы. Проснувшись, оказалось, что моей сумки у меня на груди не было; вмѣсто того, чтобы хорошенько поискать въ саняхъ, мнѣ представился въ одно мгновеніе весь ужасъ моего положенія; если я ее не найду, думалъ я, то для поисковъ придется потерять много времени и я доставлю свои депеши, когда уже другіе, позднѣе отправленныя изъ Крыма, будутъ въ рукахъ государя, если же мнѣ не удастся ее найти—какъ я явлюсь къ государю?—я уже живо представлялъ себя осрамленнымъ, обезчещеннымъ, когда Шуваловъ вскрикнулъ: „вотъ она“! доставая сумку, (которую я, вѣроятно, снялъ во снѣ) изъ-подъ сѣна, которымъ для тепла наполнена была наша кибитка. Я ожилъ, но еще долго не могъ успокоиться и оправиться отъ испытаннаго испуга.
Наконецъ, я вышелъ изъ инспекторскаго департамента и поскакалъ къ отцу, жившему тогда совершенно одиноко въ Эртелевомъ переулкѣ. Никогда между мной и отцомъ не бывало никакихъ сердечныхъ изліяній, экспансивность были всегда чужды нашимъ характерамъ, но я хорошо зналъ, какъ нѣжно онъ меня любитъ и потому нечего говорить, съ какимъ радостнымъ чувствомъ мы обнялись послѣ четырехъ-мѣсячной разлуки.
Императрица послѣ тяжкой болѣзни оправлялась и, по крайней мѣрѣ, въ этомъ отношеніи государь могъ успокоиться. Пробывъ только трое сутокъ въ Петербургѣ, я поспѣшилъ возвратиться въ Гатчину, гдѣ я былъ встрѣченъ великими князьями особенно нѣжными демонстраціями, вѣроятно въ качествѣ боеваго товарища (послѣ Инкерманскаго сраженія, за которое они уже получили Георгіевскіе кресты). Изъ Крыма никакихъ особенныхъ извѣстій
