наченъ смотръ Гренадерскому корпусу, собранному близь станціи „Трехъ Абломовъ“ въ голой степи. Зная, что въ день выѣзда государя мнѣ никакъ не удастся достать лошадей, я уже наканунѣ вечеромъ оставилъ Бахчисарай и поѣхалъ просить ночлега у г.-л. (Вл. Ив.) Фелькнера, бывшаго моего начальника, когда я былъ юнкеромъ, а въ то время состоявшаго начальникомъ штаба гренадерскаго корпуса у генерала Плаутина. Мои предвидѣнія вполнѣ оправдались: вмѣсто многочисленной свиты, ожидающей обыкновенно государя въ томъ мѣстѣ, гдѣ государь садится на лошадь, оказался всего одинъ адъютантъ! Мое присутствіе удивило государя, который меня разспросилъ, какъ я успѣлъ пріѣхать.
Гренадерскій корпусъ представлялъ печальное зрѣлище: малое число рядовъ, изнуренный видъ нижнихъ чиновъ—все свидѣтельствовало о тѣхъ лишеніяхъ, которымъ подвергались эти полки, расквартированные въ безлюдной мѣстности окрестностей Евпаторіи. Но видно было, что присутствіе государя оживляло и радовало солдатиковъ.
Послѣ смотра, у государя обѣдали въ станціонномъ домѣ всѣ начальствующія лица въ одной комнатѣ, въ другой же расположились лица свиты, въ томъ числѣ гр. Владиміръ Ѳедоровичъ Адлербергъ, еще завѣдывавшій почтовымъ вѣдомствомъ.
Не помню, кто именно изъ флигель-адъютантовъ воспользовался присутствіемъ главы почтоваго департамента, чтобы представить довольно рѣзкими красками печальное состояніе почтовыхъ трактовъ, преимущественно главнаго, служившаго единственнымъ сообщеніемъ Москвы съ Крымомъ; я упоминаю объ этомъ разговорѣ потому, что не могъ надивиться безцеремонности отвѣта гр. Владиміра Ѳедоровича, котораго мы привыкли считать человѣкомъ умнымъ и образцомъ самой утонченной учтивости. На этотъ разъ, вѣроятно раздраженный рѣшеніемъ государя ѣхать до Москвы не съ нимъ, а съ его сыномъ, Александромъ, онъ вдругъ напустился на остроумнаго разскащика и заключилъ слѣдующими словами, обращаясь уже ко всѣмъ:
„Вы, гг., забываете, что почтовая гоньба была установлена, въ царствованіе императрицы Анны Ивановны, исключительно для казенной надобности, и если вамъ теперь дозволено ею пользоваться, то будьте благодарны, а не порицайте и не глумитесь“.
Я былъ пораженъ и, конечно, еще бы долго оставался въ видѣ истукана, если бы не подали экипажъ государя…
