ному углу за кустарникомъ, гдѣ хранились мои стрѣлы, лукъ, сабля и изломанное ружье; я забывала цѣлый свѣтъ, занимаясь своимъ оружіемъ, и только пронзительный крикъ ищущихъ меня дѣвокъ заставлялъ меня съ испугомъ бѣжать имъ на встрѣчу. Онѣ отводили меня въ горницу, гдѣ всегда уже ожидало меня наказаніе. Такимъ образомъ минуло два года, и мнѣ было уже двѣнадцать лѣтъ; въ это время батюшка купилъ для себя верховую лошадь Черкесскаго жеребца, почти неукротимаго. Будучи отличнымъ наѣздникомъ, отецъ мой самъ выѣздилъ это прекрасное животное и назвалъ его Алкидомъ. Теперь всѣ мои планы, намѣренія и желанія сосредоточились на этомъ конѣ; я рѣшилась употребить все, чтобъ пріучить его къ себѣ, и успѣла; я давала ему хлѣбъ, сахаръ, соль; брала тихонько овесъ у кучера и насыпала въ ясли; гладила его, ласкала, говорила съ нимъ, какъ-будто онъ могъ понимать меня, и наконецъ достигла того, что неприступный конь ходилъ за мною какъ кроткая овечка.
<span style="color:#005000" title="темному">ному углу за кустарником, где хранились мои стрелы, лук, сабля и изломанное ружье; я забывала целый свет, занимаясь своим оружием, и только пронзительный крик ищущих меня девок заставлял меня с испугом бежать им навстречу. Они отводили меня в горницу, где всегда уже ожидало меня наказание. Таким образом минуло два года, и мне было уже двенадцать лет; в это время батюшка купил для себя верховую лошадь — черкесского жеребца почти неукротимого. Будучи отличным наездником, отец мой сам выездил это прекрасное животное и назвал его Алкидом. Теперь все мои планы, намерения и желания сосредоточились на этом коне; я решилась употребить все, чтоб приучить его к себе, и успела; я давала ему хлеб, сахар, соль; брала тихонько овес у кучера и насыпала в ясли; гладила его, ласкала, говорила с ним, как будто он мог понимать меня, и наконец достигла того, что неприступный конь ходил за мною, как кроткая овечка.
