Почти всякій день я вставала на зарѣ, уходила потихоньку изъ комнаты, и бѣжала въ конюшню; Алкидъ встрѣчалъ меня ржаніемъ, я давала ему хлѣба, сахару, выводила на дворъ; потомъ подводила къ крыльцу и со ступеней садилась къ нему на спину; быстрыя движенія его, прыганье, храпѣнье, нисколько не пугали меня: я держалась за гриву и позволяла ему скакать со мною по всему обширному двору, небоясь быть вынесенною за ворота, потому что онѣ были еще заперты. Случилось одинъ разъ, что забава эта прервалась приходомъ конюха, который, вскрикнувъ отъ страха и удивленія, спѣшилъ остановить галопирующаго со мною Алкида; но конь закрутилъ головой, взвился на дыбы и пустился скакать по двору, прыгая и брыкая ногами; къ счастію моему, обмершій отъ страха, Ефимъ, потерялъ употребленіе голоса, безъ чего крикъ его встревожилъ бы весь домъ и навлекъ бы мнѣ жестокое наказаніе. Я легко усмирила Алкида; лаская его голосомъ, трепля и гладя рукою, онъ пошелъ шагомъ,
Почти всякий день я вставала на заре, уходила потихоньку из комнаты и бежала в конюшню; Алкид встречал меня ржанием, я давала ему хлеба, сахару, выводила на двор; потом подводила к крыльцу и со ступеней садилась к нему на спину; быстрые движения его, прыгание, храпение нисколько не пугали меня: я держалась за гриву и позволяла ему скакать со мною по всему обширному двору, не боясь быть вынесенною за ворота, потому что они были еще заперты. Случилось один раз, что забава эта прервалась приходом конюха, который, вскрикнув от страха и удивления, спешил остановить галопирующего со мною Алкида; но конь закрутил головой, взвился на дыбы и пустился скакать по двору, прыгая и брыкая ногами; к счастью моему, обмерший от страха Ефим потерял употребление голоса, без чего крик его встревожил бы весь дом и навлек бы мне жестокое наказание. Я легко усмирила Алкида; лаская его голосом, трепля и гладя рукою, он пошел шагом,
