ская жизнь, милый Александровъ, съ такимъ человѣкомъ, который все испытываетъ, ничему не вѣритъ, и отъ излишней опытности всего боится. Мои безцѣнный Юзя нетаковъ: онъ вѣритъ мнѣ безусловно, и я люблю его съ каждымъ днемъ болѣе. Прекрасная Эротіада кончила свой разсказъ, сѣвъ за піано, и спрашивая меня шутя: какія піесы угодно вамъ, господинъ Александровъ, чтобъ я играла? — Я назвала ихъ, подала ей ноты, и сѣла подлѣ ея инструмента слушать и мечтать.
— Тутомлинъ, красавецъ; хотя ему уже сорокъ четыре года, но онъ кажется не болѣе двадцати восьми лѣтъ; дѣвицы и молодыя дамы окружныхъ помѣстьевъ, всѣ до одной неравнодушны къ нему; всѣ до одной имѣютъ противъ него планы; но онъ!.. Я не видала никого кто бъ холоднѣе и безпечнѣе его смотрѣлъ на всѣ знаки участія, вниманія и потаенной любви. Я приписываю это слишкомъ уже высокому мнѣнію о самомъ себѣ. О, въ сердцѣ, наполненномъ гордостію, нѣтъ мѣста любви!
ская жизнь, милый Александров, с таким человеком, который все испытывает, ничему не верит и от излишней опытности всего боится. Мои бесценный Юзя не таков: он верит мне безусловно, и я люблю его с каждым днем более. Прекрасная Эротиада кончила свой рассказ, сев за пиано и спрашивая меня, шутя: «Какие пьесы угодно вам, господин Александров, чтоб я играла?» Я назвала их, подала ей ноты и села подле ее инструмента слушать и мечтать.
Тутомлин красавец; хотя ему уже сорок четыре года, но он кажется не более двадцати восьми лет; девицы и молодые дамы окружных поместий все до одной неравнодушны к нему; все до одной имеют против него планы; но он!.. Я не видала никого, кто б холоднее и беспечнее его смотрел на все знаки участия, внимания и потаенной любви. Я приписываю это слишком уже высокому мнению о самом себе. О, в сердце, наполненном гордостию, нет места любви!
