вышли 15-го Сентября 1806 года; въ пятидесяти верстахъ отъ города должна была быть у нихъ дневка. Семнадцатаго былъ день моихъ именинъ, и день, въ который судьбою-ли, стеченіемъ-ли обстоятельствъ, или непреодолимою наклонностію, но только опредѣлено было мнѣ оставить домъ отцовскій и начать совсѣмъ новый родъ жизни. Въ день семнадцатаго Сентября, я проснулась до зари, и сѣла у окна дожидаться ея появленія: можетъ быть это будетъ послѣдняя, которую я увижу въ странѣ родной! Что̀ ждетъ меня въ бурномъ свѣтѣ! не понесется-ли вслѣдъ за мною проклятіе матери и горесть отца! Будутъ-ли они живы! Дождутся-ли успѣховъ гигантскаго замысла моего! Ужасно, если смерть ихъ отниметъ у меня цѣль дѣйствій моихъ! Мысли эти, то толпились въ головѣ моей, то смѣняли одна другую! Сердце мое стѣснилось и слезы заблистали на ресницахъ. Въ это время занялась заря, скоро разлилась алымъ заревомъ, и прекрасный свѣтъ ея пролившись въ мою комнату,
вышли 15 сентября 1806 года; в пятидесяти верстах от города должна была быть у них дневка. Семнадцатого был день моих именин, и день, в который судьбою ли, стечением ли обстоятельств, или непреодолимою наклонностию, но только определено было мне оставить дом отцовский и начать совсем новый род жизни. В день семнадцатого сентября я проснулась до зари и села у окна дожидаться ее появления: может быть, это будет последняя, которую я увижу в стране родной! Что ждет меня в бурном свете!? не понесется ли вслед за мною проклятие матери и горесть отца!? Будут ли они живы!? Дождутся ли успехов гигантского замысла моего!? Ужасно, если смерть их отнимет у меня цель действий моих! Мысли эти то толпились в голове моей, то сменяли одна другую! Сердце мое стеснилось и слезы заблистали на ресницах. В это время занялась заря, скоро разлилась алым заревом, и прекрасный свет ее, пролившись в мою комнату,
