Конечно, не пьеса его интересовала. Это была современная костюмная комедія, переводная, какихъ сотни, сентиментальная и безсмысленная, съ буржуазной моралью. Не было никакихъ заманчивыхъ гастролеровъ, ни знаменитыхъ художниковъ, ни модныхъ режиссеровъ. Самъ театръ не былъ популяренъ среди того круга, къ которому принадлежалъ Бушменовъ, такъ что случайно заходя туда, онъ всегда удивлялся, откуда въ этомъ театрѣ берется публика, впадая въ наивную, но довольно распространенную ошибку, заставляющую думать, что кромѣ „своего общества“ людей не существуетъ. На этотъ разъ, однако, не было похоже, что Бушменовъ зашелъ въ театръ случайно, доказательствомъ чему служилъ не только фракъ и бѣлая гвоздика въ петлицѣ, но и то, что онъ на себя одного взялъ цѣлую ложу бенуара, при чемъ просилъ именно пятый номеръ.
Онъ пріѣхалъ за полминуты до занавѣса. Въ залѣ было уже темно, но, пріотворивъ дверь, онъ ясно увидѣлъ у барьера мужской силуэтъ. Бушменовъ вернулся въ коридоръ, посмотрѣлъ на дверь, — нѣтъ, онъ не ошибся номеромъ. Вѣроятно, тотъ, другой, ошибся. Можетъ быть, даже ему показалось. Нѣтъ, сидитъ. Бушменовъ теперь, при свѣтѣ со сцены, видѣлъ высокую нѣсколько плотную фигуру во фракѣ, съ бѣлой гвоздикой въ петлицѣ, на стулѣ раскрытая коробка съ конфетами, — тертые каштаны отъ Беррэнъ.
Конечно, не пьеса его интересовала. Это была современная костюмная комедия, переводная, каких сотни, сентиментальная и бессмысленная, с буржуазной моралью. Не было никаких заманчивых гастролеров, ни знаменитых художников, ни модных режиссеров. Сам театр не был популярен среди того круга, к которому принадлежал Бушменов, так что случайно заходя туда, он всегда удивлялся, откуда в этом театре берется публика, впадая в наивную, но довольно распространенную ошибку, заставляющую думать, что кроме „своего общества“ людей не существует. На этот раз, однако, не было похоже, что Бушменов зашел в театр случайно, доказательством чему служил не только фрак и белая гвоздика в петлице, но и то, что он на себя одного взял целую ложу бенуара, причём просил именно пятый номер.
Он приехал за полминуты до занавеса. В зале было уже темно, но, приотворив дверь, он ясно увидел у барьера мужской силуэт. Бушменов вернулся в коридор, посмотрел на дверь, — нет, он не ошибся номером. Вероятно, тот, другой, ошибся. Может быть, даже ему показалось. Нет, сидит. Бушменов теперь, при свете со сцены, видел высокую несколько плотную фигуру во фраке, с белой гвоздикой в петлице, на стуле раскрытая коробка с конфетами, — тертые каштаны от Беррэн.
