стящими глазами и острымъ подбородкомъ, развивая утопическія мечты о равенствѣ, свободѣ, братствѣ, грядущихъ будто бы великихъ событіяхъ, міровомъ потрясеніи, новомъ потопѣ. Я спросилъ его — Вы англичанинъ?
— Нѣтъ, я французъ, и обратился къ вашему покровительству, какъ соотечественника.
— Да, я знаю ваше дѣло, оно будетъ исполнено, но ваши слова меня живѣйше интересуютъ; вы говорите, что это мечты цѣлой массы людей, которые готовы дѣйствовать не для своего только освобожденія.
— Мы освободимъ міръ!
— Освободите отъ чего? меня, напримѣръ.
— Отъ тирановъ, — воскликнулъ мальчикъ, краснѣя.
— Но вѣдь предразсудки, приличія, наши чувства, наконецъ, болѣе жестокіе тираны, чѣмъ вѣнценосцы. Какъ поется:
«Любовь — тиранъ сильнѣйшій всѣхъ царей. —
Любовь смиряетъ гордаго Самсона».
Слуга подалъ мнѣ клочекъ бумаги, гдѣ карандашомъ было написано: «другъ, спасайтесь, герцогъ умеръ отъ оспы послѣ вчерашняго ужина, у власти ваши злѣй-
стящими глазами и острым подбородком, развивая утопические мечты о равенстве, свободе, братстве, грядущих будто бы великих событиях, мировом потрясении, новом потопе. Я спросил его — Вы англичанин?
— Нет, я француз, и обратился к вашему покровительству, как соотечественника.
— Да, я знаю ваше дело, оно будет исполнено, но ваши слова меня живейше интересуют; вы говорите, что это мечты целой массы людей, которые готовы действовать не для своего только освобождения.
— Мы освободим мир!
— Освободите от чего? меня, например.
— От тиранов, — воскликнул мальчик, краснея.
— Но ведь предрассудки, приличия, наши чувства, наконец, более жестокие тираны, чем венценосцы. Как поется:
«Любовь — тиран сильнейший всех царей. —
Любовь смиряет гордого Самсона».
Слуга подал мне клочок бумаги, где карандашом было написано: «друг, спасайтесь, герцог умер от оспы после вчерашнего ужина, у власти ваши злей-
