Председатель. — Возьмем другой пример, меньший, из области инструкции, ведающей внутренним сыском, параграф инструкции, который говорит: ликвидируя общество в момент наивысшего его расцвета и ликвидируя до конца некоторых преступников, с точки зрения существовавшего закона, — агента и его окружающих — оставить. Т.-е., значит, инструкция совершенно определенно говорит о том, что преступление должно некоторое время совершаться с ведома власти и затем, что преступники, которые подлежат в каторжные работы с точки зрения 102 ст., они должны быть оставлены на свободе. Вот эта маленькая область участия вне закона.
Золотарев. — Вот я говорю, что все это вопросы очень сложные. Я затрудняюсь, не могу сейчас вспомнить инструкцию, какое она получила практическое осуществление. В сопоставлении с этим я затрудняюсь ответить на этот вопрос. Конечно, в пределах действий усмотрения, которое является необходимостью, целесообразностью, существуют ведь теории. Может быть, существуют совершенно без нравственной основы государственного права и административного и все-таки они существуют. Вопрос заключается в том, как они проводятся в жизнь и как они осуществляются.
Председатель. — Но позвольте, правовое государство с этими безнравственными и тем более беззаконными теориями управления государством все-таки борется. Если в 80 годах, до того, как Россия стала правовым государством, вы говорите, — после печальных событий убийства императора и последующей казни лиц, его убивших, — если тогда прибегали к этим нарушениям закона; если 100 с чем-то лет тому назад Екатерина говорит: «А мне любопытно посмотреть, что Новиков пишет из Москвы в Петроград Радищеву и наоборот»; и если было все законно, то есть какие-то исторические пределы, на какой-то грани развития государства это нетерпимо. Иначе зачем мы изучаем право, закон? Зачем, под этикетом введения законности, в министерство внутренних дел идут лица судебного ведомства, не за тем ли, чтобы сочетать целесообразность с законностью? Так нам со стороны всегда казалось. Это оказывается неверно.
Золотарев. — Конечно, это стремление должно быть безусловно и этим деятельность должна быть проникнута.
Председатель. — Но она не была проникнута. Позвольте мне перейти к частному случаю. Вы помните дело Шорниковой? Помните это нашумевшее дело в связи с созданным при Столыпине, до вашего появления в центре, процесса членов социал-демократической партии 2-й Государственной Думы?
Золотарев. — Помню, да.
Председатель. — В какой момент, в каких пределах вы соприкоснулись с этим делом, уже с его осколками?
