Я приходил из Думы домой и думал — ничего на выходит. И входил в Думу с самыми добрыми намерениями (я не фразу говорю, я с самого начала не сумел себя поставить), но каждый раз выходило так, что идешь с одними намерениями, а возвращаешься разбитым. В острые минуты у меня бывали такие мысли, не потому, чтобы я думал, что на мне свет клином сошелся, но думал, что действительно, в постановке дела есть заведомые неправильности, потому что могут быть предвзятости, которые направляют курс работы.
Председатель. — А вы не считали течение ваших мыслей предвзятым? Там предвзятость народных представителей, хотя бы и по закону 3 июня избранных, а у вас — предвзятость неизбранного народом ни по какому закону?
Маклаков. — Закон был тот же и та же присяга, которую приносили все члены Думы. Закон был тот, что у нас в России было самодержавие, и министр внутренних дел должен был это самодержавие охранять. Следовательно, для меня было ясно, что все, что подтачивает и разрушает этот строй, — все это было объектом для борьбы в пределах закона.
Председатель. — Значит, вы не отрицаете, что у вас мысль о необходимости изменения основных законов мелькала, хотя вы не реализовали ее?
Маклаков. — Мелькала, но она ни во что не воплотилась. Два случая было. Один — петергофское совещание 1914 года, о котором я говорил, что один я указал на возможность пересмотра существующего положения. Затем, тот случай, к которому я не смел относиться отрицательно, изменить не мог, а мог только перевести стрелку.
Председатель. — Может быть, петергофское совещание, при участии государя, и было продолжением этого течения мыслей?
Маклаков. — Нет, тут уже было совершенно другое течение. Было одно время ясно, что совершенно в другую сторону коромысло могло пойти.
Председатель. — Здесь перерыв в письмах объясняется тем, что их не сохранилось, или тем, что вы не писали? Следующее письмо относится к 1915 году. Пожалуйста, скажите; если найдется, будет очень неприятно.
Маклаков. — Я в ужасном положении. Вы имеете право мне не верить.
Председатель. — Будем считать, что это верно, что писем за это время нет (показывает следующее письмо).
Маклаков. — Это очень тяжкое письмо.
Председатель. — Прочтите, пожалуйста.
Маклаков (читает): «В дни великих страданий Христа, неся свои покаяния к престолу бога, дерзаю открыть свою душу, государь, твердо веря в ваше христианское всепрощение. Решение
