Протопопов. — Отчего я помешал? Неужели я больше совета министров? Неужели совет министров делает, а я отменяю?
Иванов. — Но вы сами говорите, что вы были против?
Протопопов. — Совершенно верно. Мне ужасно хотелось сделать что-нибудь хорошее, но сделать нельзя было ничего. Мне кажется, что нужно было дать большой импульс, большую энергию, которая бы наполнила все те органы, которые работали.
Иванов. — Вы отлично знали, что на этом съезде разрабатывался вопрос о продовольствии армии. И вы воспрещали такие съезды, которые шли в целях удовлетворения наиболее насущных вопросов. Это был самый острый момент, когда из армии шли телеграммы о том, что всего на два дня осталось хлеба. Вы знали, и знали эту телеграмму, вам об этом сообщалось.
Протопопов. — Продовольствием страны министерство внутренних дел не заведывало.
Иванов. — Но вам сообщалось, насколько необходимо принять меры.
Протопопов. — Совершенно верно, но я был бессилен, я принимал их только революционным образом.
Председатель. — Позвольте напомнить вам о тех двух съездах, которым вы запретили собраться. Резолюции вышли после запрещений.
Протопопов. — Они приехали с готовыми резолюциями.
Иванов. — Вы это удостоверяете?
Протопопов. — Они были готовы. И совершенно понятно, потому что никто не будет утверждать, что это был съезд продовольственный, — конечно, это был съезд политический.
Председатель. — Вы стоите на той точке зрения, что ничего нельзя делать в силу того, что экономические вопросы тесно связаны с политическими. Экономические вопросы нельзя было разрешать без политических.
Протопопов. — Мне кажется, это совершенно верно.
Председатель. — На этом мы закончим.
