шел в Думу, были какие-то намеки, что именно охранное отделение довольно, что он прошел.
Председатель. — Эти намеки дошли до вас еще в Москве?
Джунковский. — Да, когда я приехал в Петроград, я совсем забыл о Малиновском — о том, что он находится в Думе. Не то что забыл, но просто был далек от мысли о том, что он состоит при этом агентом департамента полиции.
Председатель. — А не доходило до сведения вашего в то время, когда вы были губернатором, что Малиновский судился за три кражи со взломом, что, таким образом, он утратил право выбираться и что охранному отделению было об этом известно — что это был вопрос, который обсуждался московским охранным отделением совместно с тогдашним составом департамента полиции?
Джунковский. — Это я потом уже узнал. Когда именно, не могу сказать.
Председатель. — Т.-е. когда вы были уже товарищем министра?
Джунковский. — Да, я узнал тогда, что его провели, так сказать, нарочно.
Председатель. — Вы узнали об этом одновременно с обнаружением, что Малиновский — сотрудник?
Джунковский. — Не помню.
Председатель. — Вернемся к тому моменту, как это всплыло для вас. Вы упомянули, что Белецкий сказал вам об этом при докладе…
Джунковский. — Я думаю даже, что это был не Белецкий, а Брюн-де-Сент-Ипполит. Это при нем было.
Иванов. — Значит, уже позднее?
Джунковский. — Я не помню, кажется, при нем это было, при Брюн-де-Сент-Ипполите.
Председатель. — Да, при Брюн-де-Сент-Ипполите.
Джунковский. — Значит, он мне и сказал. Я не могу точно определить.
Председатель. — Белецкий ушел от вас 28 января. Вы твердо помните, что Белецкий не говорил вам о том, что Малиновский состоит секретным сотрудником?
Джунковский. — Нет, я могу ошибаться.
Председатель. — Но если бы он сказал, вы бы реагировали. Вы изволили сказать мне, на один из предыдущих вопросов, что вы тотчас же реагировали.
Джунковский. — Я реагировал, но мне нужно было иметь достаточно времени, чтобы сообразить, как из этого положения выпутаться: мне хотелось сделать так, чтобы это не было гласно, чтобы не делать скандала, потому что скандал был бы колоссальный. Мне стыдно было делать скандал в Думе из этого, мне хотелось уберечь, сохранить приличие. Вот почему столько времени
