и Щегловитовым… Потом я встречал опровержение этому: говорили, что записка принадлежит не Маклакову[1]. Я сейчас вспомнил об этом потому, что я в заседании бюджетной комиссии, когда рассматривалась смета иностранных дел, поставил Сазонову об этом прямой вопрос, в присутствии Щегловитова и Маклакова, и встретил затрудненный ответ Сазонова — что он по этому поводу ничего не знает, а со стороны Маклакова и Щегловитова — только смущенные улыбки.
Председатель. — Это было когда?
Милюков. — Я дату не могу сказать, но это день — когда обсуждалась смета министерства иностранных дел в бюджетной комиссии… Сведения о моем вопросе попали в газеты; хотя и в сокращенном виде, в виде намека, но их все-таки можно найти в газетах… Затем, в конце января, бюджетная комиссия возобновила свои заседания после перерыва, и к этому же времени относится первая встреча с правительством уже при измененном настроении… Тогда впервые приехали наши товарищи с фронта, сообщившие нам, что на фронте неблагополучно, что у армии нет снарядов, — одним словом, тогда впервые начали для нас обнаруживаться недостатки подготовки армии. В то же время выяснилось и продолжение Маклаковской внутренней политики, т.-е. политики подозрения по отношению к населению страны и враждебного отношения к народностям, и затем политика преследования печати. Все это настолько определенно настроило общественное мнение против Маклакова, что, я помню, мы устроили закрытое совещание с представителями правительства — если не ошибаюсь — 25-го января 1915 года. В этом закрытом заседании мы высказали в целом ряде заявлений то, что имели против правительства. Мы думали, что время для внесения этих речей в открытое заседание еще не наступило, ибо считались с необходимостью поддерживать внешний вид мира с правительством… Но мы все-таки хотели переговорить с ним на чистоту в этом закрытом заседании, и я помню, что тогда пришлось говорить мне и Шингареву, главным образом, нам двоим: о внутренней политике Маклакова говорил Шингарев, я же указывал на его отношение к цензуре, к народностям, к вопросу о Галиции, об евреях, о поляках… Тогда же я поставил требование, чтобы правительство внесло в Думу законопроект об автономии Польши, и закончил указанием на то, что мы приветствуем назначение графа Игнатьева… Мы хотели, чтобы обновление правительства пошло и дальше и чтобы прежде всего ушел Маклаков. Конечно, такое требование не вызвало особенно дружелюбного отношения, и его ответ последовал в очень раздраженной форме… Горемыкин отделался общими фразами, но все-таки обещал внести проект об автономии Польши. Сухомлинов на этом заседании оптимистически изобразил положение, — заявив, что все благополучно,
- ↑ «записка принадлежит не Маклакову». — Повидимому, до думцев дошли слухи о записке П. Н. Дурново, написанной еще до войны, в феврале 1914 г., и ныне напечатанной в «Былом» с прим. проф. Тарле (№ 19) и в «Красной Нови» 1922 г., кн. 6, с предисл. М. Павловича.
