в феврале заседание представителей различных общественных организаций и членов блока, в котором участвовал и я и в котором обсуждался вопрос о форме выражения поддержки Государственной Думы общественным мнением, главным образом, рабочими кругами, и проектировалось шествие рабочих к Государственной Думе. Я тогда высказался против этой формы, указывая, что такое шествие легко взять в тиски и расстрелять. Весьма энергичным защитником этой формы явился рабочий Абросимов, который впоследствии оказался провокатором. Так создалась та атмосфера, которая вызвала меня на написание письма, приглашавшего рабочих остаться спокойными и которое часто выставлялось против меня, как желание предотвратить революционную развязку. Я указывал в этом письме, что не следует выходить на улицу в тот момент, когда зовут туда темные силы. В дальнейшем оказалось, что это было время Протопоповской затеи и подготовки расстрела революции пулеметами.
Председатель. — Остановитесь, пожалуйста, на этом подробнее.
Милюков. — Мы слышали об этом проекте за несколько времени до 27 февраля. Я помню, что мы даже ставили неоднократно правительству вопрос, правда ли, что полиция в каких-то местах Петрограда занимается обучением стрельбе из пулеметов. Я помню, что раз мы задали такой вопрос в заседании совещания по обороне, и Шуваев клялся и божился, что ему о таких пулеметах ничего неизвестно и что если бы он знал, он потребовал бы их на фронт. Говорили мы об этом и в Государственной Думе, но не помню, в какой комбинации, возможно, что это было в бюджетной комиссии, возможно, что намеки об этом были даже и в речах в пленуме, в общих собраниях Государственной Думы. Чувствуя, что создается обстановка, аналогичная тому, что сделал Дурново в Москве, в декабре 1905 года, я настаивал, чтобы этой формы борьбы не предпринимать. Это было причиной, почему я опубликовал это письмо. Надо сказать, что очевидно и в рабочих кругах и в кругах социалистических партий понимали эту опасность, поэтому и удалось удержать рабочих от этого движения, которое предполагалось в середине февраля. Я помню мои разговоры с представителями социалистических партий в Государственной Думе. Кажется, с Чхеидзе приходилось говорить и с другими, которые были в полном недоумении, которые видели, что в рабочей среде происходит брожение и появляются прокламации. Я еще в одной из декабрьских своих речей показывал с кафедры Государственной Думы целую кучку таких прокламаций, которые провоцируют население на выступления, а лидеры социалистических партий об этом не знают и находятся в недоумении, откуда это идет. События 26 и 27 февраля застали нас врасплох, потому что они не выходили из тех кругов, которые предполагали возможность
