кн. Голицын вместо Трепова». Конечно, вы не были очевидцем, но вам это было известно от других.
Дубенский. — Да, это я могу подтвердить. Это единогласно все говорили, безусловно. Я настолько в этом был уверен, что и поместил. Про него говорили, что он человек порядочный, но совершенно не подготовлен, назначен совершенно неожиданно. Я и считал своим долгом все то, что я слышал, заносить в дневник, потому что все, что мы пережили, все это события громадной важности, и, насколько было возможно, я считал нужным записывать.
Председатель. — Вы изволили сказать об одном приезде Протопопова. Это единственный был приезд на ваших глазах?
Дубенский. — Нет, он потом в октябре был.
Председатель. — Ну, и что же, имея привычку записывать, разве вы не ставили ему вопросов более общественного характера, чем вопрос о его пульсе?
Дубенский.— Это он сам тогда сказал; я просто рассказал это, как картину его характера. Он был человек взвинченный об этом говорить не стоит; но помню, в октябре, когда он только что был назначен, перед тем он был на высочайшем обеде и сказал мне: «Заезжайте завтра ко мне». Так как это был новый министр, мне было интересно, и я поехал к нему, в поезд. Это было часов в 11, он не вставал еще, в салоне сидел Курлов, и когда я пришел, Курлов сказал: «Сейчас Ал. Дм. придет». Действительно, он вошел, был очень щеголеват, весел, и я помню его фразу, которую должен вам передать: «Вот вы всегда были правее меня, а теперь я правее вас». Я говорю: «Почему? Теперь все правые, теперь война». А он говорит: «Нет, нет, вы были правей, а теперь я правей», и затем начал шутить, он был очень любезен, charmant, и стал говорить, что у него идеи в голове…
Председатель. — А вы выражали в этом сомнение?
Дубенский. — Нет, не выражал, но ведь трудно с ним говорить, он очень много говорит. Курлов все время молчал, а он к нам обращался. Говорил, что влюблен в государя и в государыню. Затем он приезжал, кажется, еще раз, но я был послан на фронт и его не видал. Относилось к нему большинство с сомнением, а Нилов прямо говорил, что это министр на три недели.
Председатель. — У вас имеется запись касательно бывшей императрицы: вы говорите о том, что она держит в полном подчинении своей воле царя, а дальше говорите и о другом факте, который ей приписывался, о том, что она выдвигает плохих людей, чуть-что не шпионов.
Дубенский. — Да, это я могу сказать: государь был в полном подчинении. Достаточно было их видеть четверть часа, чтобы сказать, что самодержцем была она, а не он. Он на нее смотрел, как мальчик на гувернантку, это бросалось в глаза. Когда они
