случайность и не выдумка взрослых для того, чтобы занять ребенка, она не есть также пустая забава или трата сил. Это есть всеобщее биологическое явление, имеющее огромный смысл и значение и неразрывно связанное с самой эпохой детства. Играет не только человеческое дитя, играет и детеныш животных.
Как показали исследования Грооса, существует тесная и прямая зависимость между игрой ребенка, с одной стороны, и между формой приспособления, отличающей взрослых животных того же вида. Так, котенок ловит бумажку, привязанную на веревочку, гонится за мотком ниток, играет полумертвой мышью, принесенной матерью. Во всех этих играх он учится ловить, догонять, настигать, хватать, преследовать. Кто внимательно изучит игры котенка, тот без всякого труда откроет в них прямую, преемственную связь, которая соединяет их с будущим жизненным ремеслом взрослой кошки.
То же самое оправдывается и по отношению к другим животным. Везде мы видим, что игра выступает в роли такой естественной школы, что она является как бы естественным дополнением, естественной школой или самовоспитанием. Тот, кто усвоит эту связь явлений, говорит Гроос, отнесется к детским забавам не только со снисхождением, но и с уважением.
Игра как бы составляет биологическое дополнение к недостаточным самим по себе инстинктам. Гроос определяет игру так: „Деятельность игры, говорит он, состоит таким образом во первых, в возведении еще зачаточных унаследованных сил на степень развития, равную вполне оформившимся инстинктам, и во-вторых, в чрезвычайно сильном развитии всего унаследованного в смысле способности к приспособлению и многообразию, которое было бы невозможно при наличности одних только унаследованных задатков“.
Со стороны „мировоззрения и личности“, то-есть со стороны синтетических признаков, указывающих на своеобразие отношения со средой, которое мы хотим исследовать, ребенок этого возраста отличается остаточным эгоцентризмом, т.-е. окончательно неразделенной сферой личного и внешнего опыта. Его мышление направляется еще в значительной степени его внутренними мотивами и желаниями. Мир, вообще, легко выступает для него в роли материала для его игры и для удовлетворения его желаний. „Если игра, говорит С. Моложавый, есть то соотношение, которое является необходимым при столкновении растущего детского организма со средой, есть необходимая для ребенка стадия преодоления своей недостаточности в условиях сложной социально производственной среды, то для нас нет необходимости изыскивать стимулы к игре детей. Среда богатством и разнообразием своих явлений, постепенно открывающихся ребенку своими новыми формами, качествами и соотношениями, заботится о том, чтобы наши дети играли“.
Школьный возраст, отграниченный с одной стороны — сменой молочных зубов на постоянные, а с другой — половым созреванием, т.-е. двумя критическими фазами, из которых каждая означает серьезную, всестороннюю и глубокую перемену в организме ребенка
