именемъ бѣлорусскаго архіепископа Георгія Конисскаго, которая увлекала малорусскихъ патріотовъ и между прочимъ вдохновляла Гоголя въ «Тарасѣ Бульбѣ».
Такимъ образомъ, поддѣлка рукописей и литературныхъ произведеній можетъ имѣть и весьма значительный историко-литературный интересъ. Понятно, что Бояновъ гимнъ есть нѣчто весьма грубое и элементарное, но онъ также не лишенъ интереса по своему происхожденію. Не знаемъ, какъ Сулакадзевъ пускалъ въ ходъ свои изобрѣтенія, но въ данномъ случаѣ не видно, чтобы онъ дѣлалъ Бояновъ гимнъ предметомъ торговли: онъ сообщалъ его желающимъ какъ любопытный памятникъ древности. Поддѣлки его совсѣмъ не похожи на другія, какія уже въ то время начинались. Въ Имп. Публичной Библіотекѣ въ Петербургѣ находится нѣсколько поддѣльныхъ рукописей, между прочимъ изъ извѣстной архангельской библіотеки кн. Д. М. Голицына: здѣсь есть Русская Правда, Уставъ Ярослава, Житіе Бориса и Глѣба, Заповѣди Никейскаго Собора. Для поддѣлки брался обыкновенно пергаменъ, почеркъ подражалъ старому уставу, писалось по старинному по разграфленнымъ линейкамъ; въ концѣ прибавлялось иногда послѣсловіе, которое должно было подтверждать древность рукописи, — но всякому, кто имѣлъ дѣло съ настоящими старыми рукописями, поддѣлка не можетъ не бросаться въ глаза: пергаменъ чистенькій, края обрѣзаны ровненько, иногда даже свѣжій переплетъ; самое письмо не умѣетъ схватить особенности стараго устава съ его опредѣленными чертами. Въ пятидесятыхъ годахъ мнѣ случилось видѣть у Срезневскаго подобную поддѣлку Слова о полку Игоревѣ: оно было написано также на пергаменѣ, но фальсификаторъ имѣлъ глупость склеить листы пергамена въ свитокъ, чего никогда не дѣлалось, съ очень ровно обрѣзанными краями… Нашъ фальсификаторъ былъ не таковъ. Онъ не гнался за какимъ-нибудь ХII столѣтіемъ; его рукописи были перваго или второго вѣка, потомъ пятаго и minimum
именем белорусского архиепископа Георгия Конисского, которая увлекала малорусских патриотов и между прочим вдохновляла Гоголя в «Тарасе Бульбе».
Таким образом, подделка рукописей и литературных произведений может иметь и весьма значительный историко-литературный интерес. Понятно, что Боянов гимн есть нечто весьма грубое и элементарное, но он также не лишен интереса по своему происхождению. Не знаем, как Сулакадзев пускал в ход свои изобретения, но в данном случае не видно, чтобы он делал Боянов гимн предметом торговли: он сообщал его желающим как любопытный памятник древности. Подделки его совсем не похожи на другие, какие уже в то время начинались. В Имп. Публичной Библиотеке в Петербурге находится несколько поддельных рукописей, между прочим из известной архангельской библиотеки кн. Д. М. Голицына: здесь есть Русская Правда, Устав Ярослава, Житие Бориса и Глеба, Заповеди Никейского Собора. Для подделки брался обыкновенно пергамен, почерк подражал старому уставу, писалось по старинному по разграфленным линейкам; в конце прибавлялось иногда послесловие, которое должно было подтверждать древность рукописи, — но всякому, кто имел дело с настоящими старыми рукописями, подделка не может не бросаться в глаза: пергамен чистенький, края обрезаны ровненько, иногда даже свежий переплет; самое письмо не умеет схватить особенности старого устава с его определенными чертами. В пятидесятых годах мне случилось видеть у Срезневского подобную подделку Слова о полку Игореве: оно было написано также на пергамене, но фальсификатор имел глупость склеить листы пергамена в свиток, чего никогда не делалось, с очень ровно обрезанными краями… Наш фальсификатор был не таков. Он не гнался за каким-нибудь ХII столетием; его рукописи были первого или второго века, потом пятого и minimum
