Аграфеіга пріішла недовольная п пехотя отоѣчала на вонросы, п])едложенные еіі для претекста о сколотняхъ п пахтаньѣ, а когда матушка спроспла ее: «Какіс. ты шідишь сны?»— Аграфепа отвѣчала егі: — Какіе прпснятся. — А зачѣ.чъ же ты голодъ пророчпшь? — А отчего же не пророчнть? Вѣстп.чо ужъ, что когда хлѣба не будетъ, такъ голодъ будетъ. — Да поче.чу?.. Чтб тебѣ снптея... чтб дѣлается? — Чтб ни снптся п чтб нп дѣлается, а все тепе])ь будегь къ голоду, п я съ дѣтьмп пропаду... уііду отселева. II слава-те, Господп— отвѣчала Аграфена п ннчего бо.іѣе не іюясннла, а между тѣмъ слова ея тутъ же быліі поддержаны обстоятельствамн.
ГЛАВА ВТОРАЯ.
Приблпжалось Благовѣщеніе, когда у насъ было въ обычаѣ печь при церквахъ «черныя просвиры» изъ ржаной муки, подсѣянной на чистое сито. Муку эту приходское духовенство собирало съ прихода и за сборомъ этимъ разъѣзжалъ на своей лошади высокій, старый дьячокъ, имя котораго я теперь позабылъ, но его всѣ называли «Аллилуй». Онъ во всемъ причтѣ пользовался авторнтетомъ по церковному хозяйству и обыкновенно нередъ праздниками обметалъ вѣникомъ иконостасъ и собственноручно мылъ полъ въ алтарѣ и чистилъ лампады, и подъ его же надзоромъ усердныя бабы по обѣщанію вымывали полы въ остальной церкви; онъ же н «отстрѣлнвалъ голубей», которые прилетали на колокольню и марали колокола; а его дьячиха—престарѣлая «Аллилуева жена», пекла «благовѣщенскія просвиры», о которыхъ надо сказать два слова въ объясненіе.
«Благовѣщенскія просвиры»— это совсѣмъ не то же самое, что обыкповенныя просфоры, которыя изготовлялись для проскомидіи. Проскомидійныя просфоры изготовлялись изъ пшеничной муки «нарочитою просфорнею» (вдовицею) и дѣлалпсь высокенькія, столбушками, по общепринятому образцу, и печаталпсь «именословною печатыо» на верхней коркѣ, а эти,— благовѣщенскія,— дѣлалнсь просто «кулабушками» или «катышками» изъ «черной». сборной муки и уподоблялись настоящимъ просѣюрамъ только тѣмъ, что наверху у нихъ тоже оттискивалась именословная печать.
