дила своего добраго монарха и супруга (онъ не разсердился, такъ какъ все равно рѣшилъ удавить ее утромъ), разбудила (хотя, благодаря спокойной совѣсти и превосходному пищеваренію, онъ спалъ крѣпко) и не давала ему уснуть чрезвычайно интересной исторіей (о крысѣ и черной кошкѣ, если не ошибаюсь), которую разсказывала (разумѣется, шопотомъ) своей сестрѣ. Случилось такъ, что, когда наступило утро, исторія еще не была кончена, и должна была остаться неоконченной по весьма естественной причинѣ: Шахеразадѣ пришло время отправляться къ палачу и быть удавленной, вещь не многимъ болѣе пріятная, чѣмъ повѣшеніе, и врядъ-ли болѣе изящная.
Съ сожалѣніемъ долженъ сознаться, что любопытство монарха одержало верхъ даже надъ его строгими религіозными принципами и заставило его отложить исполненіе обѣта до слѣдующаго утра, съ намѣреніемъ и въ надеждѣ узнать, что такое произошло между черной кошкой (я думаю, что дѣло шло о черной кошкѣ) и крысой.
Въ эту ночь леди Шехеразада не только покончила съ черной кошкой и крысой (крыса была голубая), но, сама, того не замѣчая, увлеклась разсказомъ (если пямять не обманываетъ меня) о пунцовой лошади (съ зелеными крыльями), которая приводилась въ движеніе часовымъ механизмомъ и заводилась синимъ ключомъ. Эта исторія еще сильнѣе заинтересовала калифа, и такъ какъ она тоже не кончилась къ разсвѣту (несмотря на всѣ старанія царицы своевременно попасть въ петлю), то не оставалось ничего другого, какъ отложить церемонію еще на сутки. На слѣдующую ночь произошло тоже самое съ тѣмъ же результатомъ; и на слѣдующую, и на слѣдующую, такъ что въ концѣ концовъ добрый монархъ, не удосужившись исполнить свой обѣтъ въ теченіе тысячи и одной ночи, или забылъ о немъ за давностью, или освободился отъ него установленнымъ порядкомъ, или (что всего вѣроятнѣе) по просту сбросилъ его съ плечъ долой такъ же, какъ и голову своего духовника. Во всякомъ случаѣ Шехеразада, происходившая по прямой линіи отъ Евы и, можетъ быть, получившая въ наслѣдство всѣ семь корзинъ съ исторіями, которыя эта послѣдняя собрала на деревьяхъ Эдема, — Шехеразада, говорю я, восторжествовала и налогъ на красоту былъ отмѣненъ.
Эта развязка безспорно хороша и пріятна, — но, увы! подобно многимъ пріятнымъ вещамъ, она болѣе пріятна, чѣмъ истинна; и только благодаря Изитсоёрнотъ я имѣю возможность исправить неточность. «Le mieux, — говоритъ французская поговорка, — est l’ennemi du bien», — замѣтивъ, что Шехеразада получила въ наслѣдство семь корзинъ, я долженъ прибавить, что она отдала ихъ въ ростъ, такъ что онѣ превратились въ семьдесятъ семь.
