спрашиваешь, долженъ я и отвѣчать, что пріятности всѣ — добро, а непріятности всѣ — зло. Кажется безопаснѣе будетъ D. не только для отвѣта, но и для всей моей жизни, когда скажу, что вопервыхъ есть пріятности, которыхъ нельзя назвать добромъ, а непріятности, которыя — никакъ не зло; во-вторыхъ, есть пріятности — добро, а непріятности — зло[1]; въ третьихъ, есть нѣчто ни то ни сё — ни добро ни зло. — Пріятное, по твоему мнѣнію, спросилъ я, само ли причастно удовольствію, или производитъ его? — Само причастно, отвѣчалъ онъ. — Такъ вотъ я и спрашиваю: нѣчто, какъ пріятное, есть E. ли недобро? разумѣю: самое удовольствіе — есть ли недобро? — Изслѣдуемъ, Сократъ, какъ ты всегда говоришь: если изслѣдованіе приведетъ къ дѣлу и откроется, что пріятное и доброе — одно и тоже, согласимся; а если нѣтъ, то позволимъ себѣ сомнѣваться. — Но хочешь ли самъ давать направленіе изслѣдованію, или предоставляешь это мнѣ? — По праву тебѣ, отвѣчалъ онъ; потому что ты ведешь рѣчь. — Не такъ ли 352. какъ-то, спросилъ я, можетъ быть это открыто? Кто, напримѣръ, хотѣлъ бы разсмотрѣть человѣка въ отношеніи къ его здоровью, или другимъ свойствамъ тѣла, а видѣлъ бы только его лице и оконечности рукъ; тотъ сказалъ бы: открой-ка и покажи мнѣ грудь и спину, чтобы я могъ разсмотрѣть тебя яснѣе. Того же и я хочу въ отношеніи къ изслѣдованію. Узнавъ твое мнѣніе о добромъ и пріятномъ, я считаю нужнымъ предложить тебѣ еще слѣдующій вопросъ: открой-ка, Протагоръ, свою мысль; какъ ты B. думаешь о знаніи? такъ ли, какъ многіе люди, или иначе? А люди большею частію понимаютъ его, какъ нѣчто такое, что не имѣетъ ни силы, ни водительства, ни власти: не приписывая же ему ничего этого, полагаютъ, что человѣкъ, обладающій знаніемъ, управляется не имъ, но иными движителями, — то страстію, то удовольствіемъ, то скорбію, иногда лю-
- ↑ Есть пріятности — добро, а непріятности — зло. По гречески это — въ формѣ весьма сжатой: ἔστι δ᾽ ἃ ἐστι — есть, что есть; но такой переводъ былъ бы теменъ.
спрашиваешь, должен я и отвечать, что приятности все — добро, а неприятности все — зло. Кажется безопаснее будет D. не только для ответа, но и для всей моей жизни, когда скажу, что во-первых есть приятности, которых нельзя назвать добром, а неприятности, которые — никак не зло; во-вторых, есть приятности — добро, а неприятности — зло[1]; в-третьих, есть нечто ни то ни сё — ни добро ни зло. — Приятное, по твоему мнению, спросил я, само ли причастно удовольствию, или производит его? — Само причастно, отвечал он. — Так вот я и спрашиваю: нечто, как приятное, есть E. ли недобро? разумею: самое удовольствие — есть ли недобро? — Исследуем, Сократ, как ты всегда говоришь: если исследование приведет к делу и откроется, что приятное и доброе — одно и тоже, согласимся; а если нет, то позволим себе сомневаться. — Но хочешь ли сам давать направление исследованию, или предоставляешь это мне? — По праву тебе, отвечал он; потому что ты ведешь речь. — Не так ли 352. как-то, спросил я, может быть это открыто? Кто, например, хотел бы рассмотреть человека в отношении к его здоровью, или другим свойствам тела, а видел бы только его лице и оконечности рук; тот сказал бы: открой-ка и покажи мне грудь и спину, чтобы я мог рассмотреть тебя яснее. Того же и я хочу в отношении к исследованию. Узнав твое мнение о добром и приятном, я считаю нужным предложить тебе еще следующий вопрос: открой-ка, Протагор, свою мысль; как ты B. думаешь о знании? так ли, как многие люди, или иначе? А люди большею частью понимают его, как нечто такое, что не имеет ни силы, ни водительства, ни власти: не приписывая же ему ничего этого, полагают, что человек, обладающий знанием, управляется не им, но иными движителями, — то страстью, то удовольствием, то скорбию, иногда лю-
————————————
- ↑ Есть приятности — добро, а неприятности — зло. По-гречески это — в форме весьма сжатой: ἔστι δ᾽ ἃ ἐστι — есть, что есть; но такой перевод был бы темен.
