то страхъ, то подозрѣніе, то нечистая совѣсть, то буйство страстей, то неистовство злобы, — и онъ, не вѣря никому, живетъ въ своемъ домѣ, будто въ тюрьмѣ, становится человѣкомъ самымъ несчастнымъ и несетъ бремя самаго горькаго рабства. Къ тому жъ, это зло не исцѣляется и временемъ: напротивъ, подозрѣніе, жосткость сердца, несправедливость и гнусность поведенія все болѣе и болѣе развиваются. Если же такъ, то чѣмъ далѣе кто-нибудь отступаетъ отъ сходства съ описаннымъ прежде наилучшимъ обществомъ, тѣмъ жалче и несчастнѣе становится жизнь его. Посему самымъ счастливымъ надобно почитать того царственнаго мужа, который держится аристократіи. А за аристократіею по порядку слѣдуютъ уже человѣкъ тимократическій, олигархическій, и димократическій; послѣднее же мѣсто принадлежитъ тиранническому, который, скрытно ли то будетъ отъ боговъ, или явно, бываетъ несчастнѣе всѣхъ. P. 573 D — 580 C.
Хотя такимъ образомъ достаточно доказано, что жизнь тиранна самая несчастная; однакожъ Сократъ находитъ нужнымъ раскрыть то же самое и съ другой стороны. Какъ въ обществѣ, говоритъ онъ, различили мы три сословія гражданъ, такъ и въ человѣкѣ замѣтили τρια εἴδη τῆς ψυχῆς, именно: τὸ λογίστικὸν, τὸ θυμικόν и τὸ ἐπιθυμητικόν. Соотвѣтственно же этимъ видамъ, или сторонамъ души, смотря по тому, которая изъ нихъ бываетъ господствующею, въ человѣчествѣ являются и три рода людей: родъ философовъ, въ которомъ надъ прочими частями души владычествуетъ τὸ λογιστικόν, или умъ; родъ честолюбцевъ, или спорщиковъ, въ которомъ начало управляющее есть τὸ θυμικόν и родъ скупцовъ, который находится подъ владычествомъ — τοῦ ἐπιθνμητίκοῦ. Отсюда, по различію людей, есть и три рода пожеланій или страстей; такъ что, еслибы эти люди, взятые по родамъ, должны были отвѣчать на вопросъ: какая жизнь самая счастливая? то каждый счастливѣйшею призналъ бы ту, которая сродни ему самому. Скупой сталъ бы хвалить обладаніе богатствомъ, честолюбецъ превозносилъ бы обаяніе славы, а философъ всему предпочелъ бы познаніе истины и мудрость. Такой споръ не иначе можетъ быть прекращенъ, какъ опытностію, разсудкомъ и словомъ, безъ которыхъ предложеннаго вопроса никто не разрѣшитъ сужденіемъ вѣрнымъ. Итакъ, въ массѣ троякаго рода людей о
то страх, то подозрение, то нечистая совесть, то буйство страстей, то неистовство злобы, — и он, не веря никому, живет в своем доме, будто в тюрьме, становится человеком самым несчастным и несет бремя самого горького рабства. К тому ж, это зло не исцеляется и временем: напротив, подозрение, жосткость сердца, несправедливость и гнусность поведения всё более и более развиваются. Если же так, то чем далее кто-нибудь отступает от сходства с описанным прежде наилучшим обществом, тем жалче и несчастнее становится жизнь его. Посему самым счастливым надобно почитать того царственного мужа, который держится аристократии. А за аристократиею по порядку следуют уже человек тимократический, олигархический, и димократический; последнее же место принадлежит тираническому, который, скрытно ли то будет от богов, или явно, бывает несчастнее всех. P. 573 D — 580 C.
Хотя таким образом достаточно доказано, что жизнь тирана самая несчастная; однакож Сократ находит нужным раскрыть то же самое и с другой стороны. Как в обществе, говорит он, различили мы три сословия граждан, так и в человеке заметили τρια εἴδη τῆς ψυχῆς, именно: τὸ λογίστικὸν, τὸ θυμικόν и τὸ ἐπιθυμητικόν. Соответственно же этим видам, или сторонам души, смотря по тому, которая из них бывает господствующею, в человечестве являются и три рода людей: род философов, в котором над прочими частями души владычествует τὸ λογιστικόν, или ум; род честолюбцев, или спорщиков, в котором начало управляющее есть τὸ θυμικόν и род скупцов, который находится под владычеством — τοῦ ἐπιθνμητίκοῦ. Отсюда, по различию людей, есть и три рода пожеланий или страстей; так что, если бы эти люди, взятые по родам, должны были отвечать на вопрос: какая жизнь самая счастливая? то каждый счастливейшею признал бы ту, которая сродни ему самому. Скупой стал бы хвалить обладание богатством, честолюбец превозносил бы обаяние славы, а философ всему предпочел бы познание истины и мудрость. Такой спор не иначе может быть прекращен, как опытностью, рассудком и словом, без которых предложенного вопроса никто не разрешит суждением верным. Итак, в массе троякого рода людей о
