того B. далеко выше, чѣмъ прочія искусства. Теперь я не хотѣлъ бы противорѣчить ни тебѣ, ни ему.
Сокр. Ты какъ будто взялъ противъ меня оружіе, да постыдился и бросилъ.
Прот. Пусть теперь будетъ такъ, какъ тебѣ кажется.
Сокр. Виноватъ ли я, что ты худо понялъ?
Прот. Что такое?
Сокр. Вѣдь я изслѣдывалъ не то, любезный Протархъ, какое искусство, или какое знаніе превосходнѣе всѣхъ тѣмъ, C. что оно величайшее, отличное и чрезвычайно полезное для насъ, — а то, какое наблюдаетъ за ясностію, точностію и истинностію, хотя бы оно было маловажно и мало полезно. Этого-то теперь ищемъ мы. Смотри же, ты не оскорбишь вѣдь и Горгіаса, уступивъ его искусству способность господствовать надъ людьми чрезъ доставленіе имъ пользы; помни только, что въ настоящую минуту разсматривается такое дѣло, какое имѣлось въ виду, когда я говорилъ о бѣломъ, что бѣлое — хотя бы оно было и мало, да чисто — этимъ самымъ, своею истинностію, превосходитъ и бо̀льшую D. бѣлизну, если она не такова. Такъ вотъ мы теперь сильно задумываемся и много разсуждаемъ — смотря не на какую нибудь пользу знаній и не на какую нибудь важность ихъ, а на то, есть ли въ нашей душѣ какая сила, любящая истину и для ней все дѣлающая. Объ этой-то силѣ должны мы говорить, изслѣдывая чистоту ума и разумности, чтобы рѣшить, она ли есть это обыкновенное достояніе человѣка, E. или надобно намъ искать другой, выше ея.
Прот. Я вникаю и думаю, что трудно допустить какое нибудь иное знаніе или искусство, которое больше держалось бы истины, чѣмъ это.
Сокр. Не въ томъ ли смыслѣ надобно понимать эти твои слова, что многія искусства и всѣ, которыя трудятся[1]
- ↑ Разумѣются тѣ многія искусства и науки, о которыхъ упоминалось прежде, которыя вращаются въ кругу предметовъ, доступныхъ чувствамъ, и если про-
того B. далеко выше, чем прочие искусства. Теперь я не хотел бы противоречить ни тебе, ни ему.
Сокр. Ты как будто взял против меня оружие, да постыдился и бросил.
Прот. Пусть теперь будет так, как тебе кажется.
Сокр. Виноват ли я, что ты худо понял?
Прот. Что такое?
Сокр. Ведь я исследывал не то, любезный Протарх, какое искусство, или какое знание превосходнее всех тем, C. что оно величайшее, отличное и чрезвычайно полезное для нас, — а то, какое наблюдает за ясностью, точностью и истинностью, хотя бы оно было маловажно и мало полезно. Этого-то теперь ищем мы. Смотри же, ты не оскорбишь ведь и Горгиаса, уступив его искусству способность господствовать над людьми чрез доставление им пользы; помни только, что в настоящую минуту рассматривается такое дело, какое имелось в виду, когда я говорил о белом, что белое — хотя бы оно было и мало, да чисто — этим самым, своею истинностью, превосходит и бо̀льшую D. белизну, если она не такова. Так вот мы теперь сильно задумываемся и много рассуждаем — смотря не на какую-нибудь пользу знаний и не на какую-нибудь важность их, а на то, есть ли в нашей душе какая сила, любящая истину и для ней всё делающая. Об этой-то силе должны мы говорить, исследывая чистоту ума и разумности, чтобы решить, она ли есть это обыкновенное достояние человека, E. или надобно нам искать другой, выше её.
Прот. Я вникаю и думаю, что трудно допустить какое-нибудь иное знание или искусство, которое больше держалось бы истины, чем это.
Сокр. Не в том ли смысле надобно понимать эти твои слова, что многие искусства и все, которые трудятся[1]
——————
- ↑ Разумеются те многие искусства и науки, о которых упоминалось прежде, которые вращаются в кругу предметов, доступных чувствам, и если про-
