Сокр. Чтобы, разсматривая дѣло такъ, не разсматривать намъ худо, Кратилъ!
Крат. Какъ же?
Сокр. Можетъ быть, все, что ты говоришь, испытываетъ то же, что необходимо испытывать вещи, зависящей отъ бытія или небытія какого нибудь числа. Вотъ, напримѣръ, десять, или какое хочешь иное число: если отнимешь отъ него, или прибавишь къ нему что нибудь, — тотчасъ выйдетъ B. другое. Но не такова правильность какого либо предмета качественнаго и всякаго подобія: напротивъ, вполнѣ даже и невозможно выразить, каковъ предметъ, которому выраженіе уподобляется, если имѣетъ быть подобіе. Смотри, дѣло ли я говорю. Два ли будутъ такіе предмета, каковы Кратилъ и его изображеніе, если кто изъ боговъ изобразитъ не только твой цвѣтъ и видъ, какъ дѣлаютъ живописцы, но и все внутреннее, C. — такое, какое именно твое, — выразитъ ту самую и мягкость, и теплоту, вложитъ въ нихъ и движеніе, и душу, и разумность, какая у тебя, — однимъ словомъ, все, что ты имѣешь, представитъ такимъ особо и поставитъ возлѣ тебя? Будутъ ли эти предметы — Кратилъ и его изображеніе, или два Кратила?
Крат. Мнѣ кажется, это будутъ два Кратила, Сократъ.
Сокр. Такъ видишь ли, другъ мой, что должно искать иной правильности изображенія и того, о чемъ мы теперь разсуждали, а не настаивать, будто, когда что убываетъ, D. или присоединяется, изображенія уже не бываетъ? Развѣ не замѣчаешь, сколько недостаетъ изображеніямъ, чтобы сдѣлаться имъ тѣми, кого они изображаютъ?
Крат. Замѣчаю.
Сокр. Смѣшныя вещи, Кратилъ, происходили бы отъ именъ для тѣхъ, по отношенію къ которымъ эти имена суть имена, если бы всѣ они во всемъ были похожи на самые предметы. Тогда каждый предметъ былъ бы двойнымъ, и ни о чемъ нельзя было бы сказать, что̀ тутъ самый предметъ, и что̀ его имя.
Сокр. Чтобы, рассматривая дело так, не рассматривать нам худо, Кратил!
Крат. Как же?
Сокр. Может быть, всё, что ты говоришь, испытывает то же, что необходимо испытывать вещи, зависящей от бытия или небытия какого-нибудь числа. Вот, например, десять, или какое хочешь иное число: если отнимешь от него, или прибавишь к нему что-нибудь, — тотчас выйдет B. другое. Но не такова правильность какого-либо предмета качественного и всякого подобия: напротив, вполне даже и невозможно выразить, каков предмет, которому выражение уподобляется, если имеет быть подобие. Смотри, дело ли я говорю. Два ли будут такие предмета, каковы Кратил и его изображение, если кто из богов изобразит не только твой цвет и вид, как делают живописцы, но и всё внутреннее, C. — такое, какое именно твое, — выразит ту самую и мягкость, и теплоту, вложит в них и движение, и душу, и разумность, какая у тебя, — одним словом, всё, что ты имеешь, представит таким особо и поставит возле тебя? Будут ли эти предметы — Кратил и его изображение, или два Кратила?
Крат. Мне кажется, это будут два Кратила, Сократ.
Сокр. Так видишь ли, друг мой, что должно искать иной правильности изображения и того, о чём мы теперь рассуждали, а не настаивать, будто, когда что убывает, D. или присоединяется, изображения уже не бывает? Разве не замечаешь, сколько недостает изображениям, чтобы сделаться им теми, кого они изображают?
Крат. Замечаю.
Сокр. Смешные вещи, Кратил, происходили бы от имен для тех, по отношению к которым эти имена суть имена, если бы все они во всём были похожи на самые предметы. Тогда каждый предмет был бы двойным, и ни о чём нельзя было бы сказать, что̀ тут самый предмет, и что̀ его имя.
